Рождественские желания - [13]

Так и есть.

Я сажусь на скамейку, а его тренер Джейк выходит познакомиться со мной. Думаю, я ожидала кого-то типа Эрнеста Боргнайна, полного и старого, готового к Рокки, может быть, даже Нику Нолту. Но он моложе нас обоих, очень похож на шотландца и удивительно загорелый.

Лаклан пару минут разговаривает с ним о вещах, которые я не могу расслышать или понять, а затем снимает рубашку, открывая мускулистое тело и все эти татуировки. Надевает боксерские перчатки и направляется к боксерской груше в углу, внимательно слушая каждое слово, которое говорит ему тренер.

Не думаю, что видела более сексуальное зрелище, чем Лаклан, со всей силы избивающий боксерскую грушу. Имею в виду, не уверена, что это возможно даже после прошлой ночи, или, может быть, с Лакланом вообще, но на данный момент — это абсолютная правда. Он полностью захвачен происходящим, лоб напряжен в глубокой концентрации, когда он снова и снова бьет грушу. Для него словно не существует ничего больше, мышцы натянуты словно струны, пот льется по лбу и телу. Он бьет с такой силой, что я практически чувствую, как от этого удара все внутри меня дрожит.

Он проводит со своим тренером около сорока пяти минут, некоторые из них в спарринге, а иногда, делая приседания и удары ногами, но этого более чем достаточно. Закончив, хватает полотенце и начинает вытирать лоб, подбегая ко мне. Его улыбка, глаза, он весь настолько расслаблен, и именно так обычно и выглядит после секса.

— Ты, — начинаю говорить я, пробегая пальцами по его плечам, вниз по рукам, совершенно не заботясь о том, что он весь потный. — Ты был восхитителен.

Он посылает мне сдержанный взгляд.

— Сегодня я был слабоват. Обычно работаю быстрее.

Качаю головой.

— Ты ведь даже понятия не имеешь.

Он хмурится и берет бутылку воды, быстро откручивая крышку, прежде чем осушить ее. Неа. Он вообще не понимает, насколько он замечательный мужчина. Его эго не позволяет этому факту даже появиться в его голове.

Лаклан решает принять душ дома, так что мы садимся в его машину и практически отъезжаем, когда он получает сообщение от Тьерри, его коллеги по регби и друга, который хочет сходить куда-нибудь.

— Он хочет вечером пойти на рождественский базар, — говорит Лаклан. — Но все нормально, если я скажу ему нет. У нас полно дел.

Мне нравится Тьерри, хоть у меня никогда и не было возможности узнать его получше. Он француз, очень красивый и обаятельный. Но более того, мне нравится видеть Лаклана в окружении друзей, до тех пор, пока мы не ходим в паб. Я знаю, именно поэтому Тьерри предложил базар. Это нейтральная территория, и даже если мы были там прошлой ночью, я не против вернуться. В конце концов, это Рождество.

— Все в порядке, — уверяю его. — На самом деле, возможно на этот раз мы сможем попасть на проклятое колесо обозрения.

Однако когда позже мы идём на базар, чтобы встретиться с Тьерри, очередь такая же длинная, как и до этого.

— Как насчёт того, чтобы покататься на коньках? — предлагает Тьерри, кивая в направлении катка, который выглядит полностью заполненным.

Есть одна вещь, касающаяся коньков. Я их ненавижу. Мое чувство равновесия довольно ужасно, что было одной из причин, по которой в Сан-Франциско я брала уроки фехтования. И они помогали мне. Однажды, когда я была в старшей школе, я пошла на каток, так вот, я провела все время на попе, в то время как мое увлечение, Билли Га-Га Грин, высмеивал меня. Это было унизительно, и я больше никогда не каталась. И никогда больше не разговаривала с Билли.

Но я не собираюсь рассказывать об этом Лаклану, хотя он смотрит на меня так пристально, в такой манере, что хочется сразу рассказать ему все свои секреты.

— Не поклонница коньков? — спрашивает он.

Посылаю ему и Тьерри натянутую улыбку. Не хочу выглядеть плаксой и не умеющей веселиться, особенно, при его друге.

— Просто у меня не очень хорошо получается, — говорю я.

— Ну, тогда я тебе кое-что скажу, — произносит Лаклан, понижая голос и немного наклоняясь ко мне, горячим дыханием согревая мою щеку. — У меня тоже не очень хорошо получается.

— Ерунда. Ты хорош во всем.

— Нет, это правда, — быстро говорит Тьерри, его парижский акцент заставляет слова звучать драматичнее. — Поверь ему. Однажды команда должна была сделать с нами фотосессию на катке, и Лаклан был ужасен. Просто ужасен.

Лаклан закатывает глаза.

— Не помогло и то, что в прошлой жизни ты был фигуристом.

Тьерри пожимает плечами, посылая ему хитрую улыбочку.

— Только не надо завидовать.

Когда мы добираемся до катка, и я неохотно натягиваю пару взятых на прокат коньков, которые пахнут, словно сделаны из сыра, я понимаю, что Тьерри действительно умеет кататься, как ангел, и вопреки самоуничтожительной позиции Лаклана и утверждениям француза, Лаклан — противоположность ужасному.

Имею в виду, он не лучше всех, но он, по крайней мере, может стоять на льду и плавно двигаться, а не падать каждые пять секунд. Как я.

К тому времени, когда я падаю в десятый раз, Лаклан качает головой и поднимает меня на ноги.

— Кайла, не хочу тебе это говорить, — серьезно произносит Лаклан, держа меня за руки. — Но у тебя отстойно получается.