Рождественские желания - [15]

Естественно, это заставляет меня впасть в меланхолию во время нашей поездки в Абердин. Я едва замечаю, как снега становится все больше, насколько очарователен пейзаж, пока у Кайлы не перехватывает дыхание, и она не ударяет меня по руке.

— Замок! — вскрикивает она, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня широкими глазами. — Мы можем пойти туда?

Я смотрю вверх, пропуская знак, который она, должно быть, видела. Тем не менее, мы находимся примерно в получасе езды к югу от Абердина, недалеко от побережья и Замка Данноттар.

— Ты имеешь в виду Данноттар? — спрашиваю я.

— Да, наверное, он, — говорит она, — в смысле, если это не создаст проблем.

Когда дело доходит до неё, ничто не может быть проблемой, и я, конечно же, не тороплюсь добраться до Абердина сейчас, когда на меня нашло это темное настроение. Кроме того, прошло много лет с тех пор, как я в последний раз был в замке.

Съезжаю на ближайшем съезде, и вскоре мы оказываемся на ветру у разрушенного утеса Замка Данноттар. В настоящий момент снега нет, лишь бесконечный газон, устремляющийся к ревущему морю. Здесь, почему-то, кажется холоднее, чем где-то еще, и я инстинктивно обнимаю Кайлу, притягивая ее ближе, когда она оборачивает шарф вокруг шеи.

— Здесь все как в кино, — с трепетом произносит она, оглядываясь вокруг. — Или, как в «Игре престолов».

— Вообще-то, — гордо замечаю я, — здесь снимали «Гамлет» с Мелом Гибсоном.

И легко понять, почему. Замок стоит на скалах, которые возвышаются над морем, обеспечивая лишь узкий перешеек в качестве прохода к зданию. Когда мы пробираемся по тропинке и через узкий проход к разваливающимся, разрушающимся стенам замка, легко представить, как давным-давно это место было под защитой от врагов. С высокими скалами, которые погружаются в море почти повсеместно, это почти остров.

Есть много ступенек, ведущих вниз с автостоянки и через замок, и несколько раз ветер, давний защитник руин, налетает на нас, словно пытаясь сбить нас с пути. На самом деле, когда мы платим за билеты, женщина предупреждает нас, что из-за сильных ветров им, возможно, придется закрыть замок пораньше.

Мы стараемся сделать все быстро, но это место манит остаться и исследовать его как можно дольше. Начинаем с края и прокладываем себе путь, идя по прекрасно ухоженным газонам, ведущим к останкам зданий. Как ни странно, посетителям разрешено находиться внутри зданий, хотя они выглядят так, будто вот-вот обрушатся на вас.

Пока мы идем, Кайла вытаскивает телефон, фотографируя все. В какой-то момент ветер сдувает с нее шарф, и мне удается поймать его, прежде чем его унесет к морю.

— Пойдем внутрь, — говорю ей, достаточно громко, чтобы она услышала меня сквозь ветер и ревущие волны, и тут у нее звонит телефон.

Она кивает, глядя на экран. Хмурится, а затем смотрит на меня широко открытыми глазами. Я едва слышу ее.

— Это по поводу работы!

Сглатываю, мое сердце глухо стучит, когда она отвечает на звонок, затыкая пальцем другое ухо. Я могу лишь надеяться, что это хорошая новость — Кайла действительно настроена получить эту должность автора. Знаю, даже без этой работы она найдет что-то еще, и в «Любимом Забияке» всегда есть возможности для работы. Она будет более чем в порядке. Но, очевидно, я хочу, чтобы она, прежде всего, была счастлива.

Я смотрю, как она уходит от меня и, под разрушающимся каменным дверным проемом, идет в ближайшее здание. Потом идет обратно ко мне, проходя мимо семьи, вглядывающейся в карту в тусклом свете. Она продолжает ходить, пока не доходит до стены, а затем несколько раз кивает.

Несмотря на то, что ветер не проникает сквозь стены замка, я все еще не могу четко слышать ее. Стою в стороне, не желая вмешиваться, пока она разговаривает о личном деле, хотя хочу, чтобы она знала, если понадоблюсь, я здесь.

Наконец, она вешает трубку, медленно убирая телефон в карман пальто, и по тому, как опускаются ее плечи, я понимаю, новости неприятные. Она этого не предвидела.

— Кайла, — мягко говорю я, хотя не уверен, что она меня слышит. Подхожу к ней, ненадолго остановившись позади нее, прежде чем положить руку ей на плечо. — Ты в порядке?

Она кивает, и я слышу, как она шмыгает носом. Это, черт возьми, практически разбивает мне сердце. Затем поворачивается и, хотя не плачет, в ее глазах робость, и она выглядит чертовски ранимой.

— Это, ммм, — тихо говорит она. Прочищает горло. — Звонили из газеты «24 часа». Я не получила работу.

— Мне очень жаль, — говорю ей, пытаясь обнять, хотя ее тело натянуто, как струна. — Знаю, как сильно ты хотела ее.

— Угу, — кивая, со вздохом произносит она.

— Но ты же знаешь, что с тобой все будет хорошо, да? Ты ведь понимаешь. Я позабочусь о тебе.

Очевидно, я сказал что-то неправильное, потому что она еще больше напрягается и отступает.

— Мне не надо, чтоб ты заботился обо мне, — огрызается она. — Мне нужна была эта работа.

Я могу лишь кивать. Ненавижу чувство безнадежности, когда она рядом. Более того, ненавижу, что она беспокоится и волнуется о том, о чем ей волноваться не стоит. Она такая же гордая, как и я сам, что является одновременно и благословением, и проклятием. Временами, как сейчас, хотелось бы, чтобы она уступила. Хоть немного. Нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь, когда вам предлагают, особенно когда она исходит от кого-то, кто вас любит и хочет для вас только лучшего. Черт, мне потребовалось много времени, чтобы самому разобраться с этим фактом, и только когда я увидел, что у Кайлы и Бригса были самые лучшие намерения ради моего же блага, я осознал, что должен сделать, чтобы помочь себе.