Рождённый в Третьем рейхе - [7]

– Что с тобой? – доктор Мюллер стал осматривать малыша. Пока его родители спасают жизнь другим людям, доктор Мюллер должен помочь Августу. Убедившись, что у него на лбу всего лишь неглубокий порез от пролетевшего по касательной стекла, он промыл и обработал рану, наложил повязку.

– Теперь переодеться надо, – сказал он. – У тебя есть другая одежда?

Август кивнул, хотя это оказалось больно. Дитер нашёл другой костюмчик, переодел его, окровавленную одежду забрал.

Лаура и Пауль лишь через несколько часов, завершив операцию, смогли вырваться к сыну. Увидев забинтованную голову мальчика, Лаура прижала его к себе: «Прости меня, мой малыш…»

– Мы на войне, – выдавил из себя Пауль. На нём лица не было, когда он смотрел на сына.

Чем дальше они отъезжали от линии фронта, тем становилось спокойнее. Бомбёжек и обстрелов не было. Правда, существовала вероятность вылазки партизан, об их коварстве все знали. Они могли подложить взрывчатку под железнодорожное полотно. Но пока такого не случалось. Настроение поднималось: до Джанкоя оставалось несколько часов пути. Рано утром они должны прибыть в пункт назначения. Лаура уже предвкушала радость от поездки на родину, но одна мысль её пугала: как она покажет матери Августа с забинтованной головой? Фрау Эльза, конечно же, строго отчитает Лауру за то, что подвергла мальчика смертельной опасности. Но она же не предполагала, что их пошлют на фронт…

Колёса мерно стучали. Они всё ближе и ближе к месту назначения. Лаура, дежурившая ночью, обходила больных, проверяя, не нужна ли кому-то из них её помощь. Остальные хирурги спали. За время поездки все приучились спать в одежде, ведь во всякий момент могла случиться любая неожиданность. Лаура, проходя по полутёмным, с приглушённым светом вагонам, смотрела на спящих раненых и думала, что уже следующей ночью она будет спать по-человечески: снимет военную форму, наденет чистое бельё, свежую ночную рубашку, впитавшую в себя аромат крымского воздуха, ведь она после стирки сушилась на улице…

Эшелон стремительно нёсся в ночи вперёд. Машинисты тоже ждали конца пути: устали в дороге. Впрочем, усталость не мешала им вести свою махину на большой скорости. Последние часы, последние километры…

Успел ли машинист увидеть, что рельсы впереди раскурочены партизанами? Впрочем, это не имеет уже никакого значения – никто бы не сумел так быстро остановить состав. На полном ходу они пронеслись через разобранные рельсы…

Август спросонья не понял, куда он летит. Какая-то сила вышвырнула его из вагона. Очутившись на твёрдой земле, он широко раскрытыми глазами смотрел на происходящее. Вагоны наезжали друг на друга, вставали дыбом, из окон сыпались люди в окровавленных бинтах… Всё вокруг горело, взрывалось, освещая ярким светом местность, люди кричали, стонали, молили о помощи… Август смотрел на происходящее. Вокруг не было ни мамы, ни папы. Стало так страшно, так жутко…

– А-а-а!.. – закричал Август и побежал подальше от страшного места. Он бежал, не разбирая дороги, вперёд и вперёд, дальше и дальше, бежал долго, пока не выбился из сил и не упал…

* * *

Лошадка медленно шла по дороге, везя за собой телегу. Седоки не подгоняли её. Спешить им было некуда. Они сидели на телеге, понурив головы. Теперь им было всё равно, куда и зачем ехать. После трагической потери их жизнь остановилась.

Пантелей Прокофьевич и Катерина Савельевна жили дружно. Он был сапожником в Джанкое, латал обувку всему городку. Супруга его работала в столовой, кормила рабочий люд. Жили в маленьком домике на окраине Джанкоя. Всё было бы хорошо в их жизни, да вот только детишек Бог не давал. Годы шли, а их домишко всё не оглашался звонким детским смехом. Катерина молилась Богу, вымаливая у него ребёночка. Казалось, их не слышали там, наверху. И когда они уже смирились и готовы были прожить остаток жизни без наследников, Господь смилостивился над ними: послал им долгожданного сыночка Петеньку. Счастью их не было предела. Петруша был красивеньким, умненьким, смышлёным мальчиком. Родители не могли нарадоваться на своё дитя.

С приходом оккупантов жизнь стала сложнее. С продуктами было туговато. Поразмыслив, они решили поехать в село Ивановку, на свою родину. Там они оба родились, там были похоронены их родители и там остался Пантелею Прокофьевичу родительский дом. Колхозы немцы разогнали, свободной земли было много и можно было кое-что посадить и к осени собрать хороший урожай, чтоб не голодать зимой. Все втроём они отправились в село. Пока родители занимались своими делами, Петя бегал с местными ребятишками. Однажды, придя домой под вечер, родители обнаружили, что Петя заболел. Он весь горел от высокой температуры, но его при этом знобило, очень болела голова. Они кинулись к фельдшеру, но он уехал в другое село к роженице. Там были тяжёлые роды, сразу двойня. Весь следующий день они ждали возвращения фельдшера, пытаясь помочь ребёнку народными методами. Но ему становилось хуже и хуже, он терял сознание, а когда приходил в себя, то никого не узнавал, бредил. К полуночи он угас. Так они потеряли своего единственного сына 4,5 лет от роду. Они даже роптать не смели: Бог дал – Бог взял. Похоронили его и возвращались в Джанкой. Тяжело им было оставаться там, где умер их ребёнок, которого они вымолили у Господа. Кое-что из урожая они успели снять и везли с собой на телеге, остальное оставили на грядках и в поле. Не до того им было.