Рожденные жить - [11]

Она не стала больше сдерживаться и выложила все, что думала по этому поводу (показывая, чего он не понимает) — Ты не знаешь их!… Они способны на все… Они скоты!… Они не перед чем не остановятся… Он, вдруг, холодно посмотрел на нее и сказал еще более холодно — Мы не имеем права называть их скотами, только за то, что они чем-то обидели нас. — Обидели?!.. (возмущенно сказала она)… Да они готовы убрать любого, кто им помешает. И я еще не должна называть их скотами?!! — Они люди (уже не холодно, но убежденно сказал он). Такие же, как и мы… (и добавил непринужденно) Но если тебе легче считать всех скотами, то пусть так и будет. Это ее задело — А, по-твоему, если назвать их людьми, то они перестанут мешать жить другим?! Он спокойно посмотрел на нее, как бы проникая сквозь ее бурлящую поверхность в глубину, и сказал, уже совсем добродушно — Не думай, что мы мешаем людям меньше, чем кто-то другой. Это все равно не правда… Она замолчала, поняв, что переубедить его не удастся, но никакого намека на согласие с ним не было. Ничего не сказав, она легла на кровать, обняла подушку и молча лежала, не закрывая глаз. Со стороны не было ясно, задумалась она или просто обиделась, но скорее всего не было ни того ни другого. Это была просто форма самовыражения, которая ни к чему не обязывала и ничего не обещала… — Я приду не раньше двенадцати, так что закроешься на ключ и можешь спокойно спать (как бы невзначай предупредил он) Она вздрогнула изнутри. Но, внешне оставаясь спокойной, спросила — Ты, что, уже уходишь? — Нет. Это просто для информации. (смягчающе ответил он) Она молча вернулась в прежнее положение….. На слабо освещенной аллее, недалеко от памятника какому-то солдату стоял Гл., к нему подошли двое парней из его команды. — Все на местах. (сообщил один из них) Гл. (не обращая внимания на его сообщение сказал) — Если появятся лишние люди сразу уходим. Ясно?… (и добавил) С ним потом разберемся. — Ясно (ответили те, уходя с аллеи и расходясь в разных направлениях) Гл. безразлично посмотрел им вслед, как будто все, что происходило здесь, происходило в стороне от него. В нем просыпалась та же безучастность, с которой он ждал результатов погони. Он не думал сейчас о том, она (безучастность) просто жила в нем и теперь становилась все более ощутимой. Он знал, что одним выстрелом мог снять для себя все вопросы с этим типом, которого должен встретить сейчас, но и пятьдесят выстрелов в этого человека не помогли бы в другом, гораздо более важном для него вопросе. И та легкость, с которой он мог нажать на курок, лишь подчеркивала безысходность его теперешнего положения. Поэтому, когда на аллее появилась фигура человека, движущаяся в его направлении, это вызвало в Гл. какое-то облегчение и необъяснимую надежду на то, что все должно решиться… Это был Ч., и глядя на него у Гл. не возникало сомнений, что он пришел один. И те восемь человек, призванные сюда для обеспечения контроля над ситуацией, сейчас показались Гл. насмешкой над самим собой. Он даже глупо усмехнулся про себя. Но вслед за этой усмешкой в нем проснулась решимость — решимость неизвестно к чему. И по мере ее роста, его сознание заполнял один вопрос "зачем этот человек идет сюда?"… Когда Ч. подошел, решимость и непонимание достигали своего апогея. — Я не опоздал? (спокойно начал Ч.) Гл. (предупреждая, сдержано и немного зло) — Если ты опять решил разыграть спектакль, то ты пожалеешь. Ч. (серьезно) — Я не играюсь людьми. Гл. (пытаясь рассмотреть, что за всем этим кроется) — Чего ты хочешь? (продолжая вглядываться в него) Ч. (откровенно) — Что бы тебе стало легче. В голосе главного все яснее выражалось удивление смешанное с непониманием. — Ты думаешь я тебя пожалею?… Я не буду шутить! Ч. (серьезно) — Меня не надо жалеть… Начинай. Ведь на нас смотрят. Непонимание перешло все границы — Ты самоубийца (выдавил наконец главный и решительно нанес удар кулаком под ребро) Человек не сложился, а лишь, немного вогнувшись, отскочил назад от полученного удара. Следующий удар был в челюсть. Он прогнулся в спине, голова откинулась назад, его даже развернуло, но он опять стал нормально. На его лице не было боли, он знал на что шел. Он стоял, свободно опустив руки, но это была не безысходность, все его тело выражало веру во что-то, понятное только ему. Он немного опустил голову, как бы чувствуя каждое движение Главного и, успокаивающе тихо, сказал — Не бойся… Тебе станет легче. Опять последовал удар в челюсть (это полилась злость) повторилась предыдущая картина, только теперь он вернулся в исходное положение быстрее — в основном для того чтобы получить следующий удар… Удары были акцентированными и несмотря на то, что они шли то в живот, то в голову, то в грудь, он успевал каждый удар воспринять отдельно от предыдущего. Со стороны казалось, что он поглощает удары своим телом. Вместе с ударами в нем таяла злость, которую они несли в себе. На его глазах стала появляться спокойная улыбка — улыбка глаз, а злость которая кипела в Главном стала похожа на простой спортивный интерес. Он уже не стремился причинить боль, а скорее проверял, чем это может закончиться. Но удары от этого слабее не стали и после одного из заходов Ч. отбросило шага на два назад. Он опять стал, опустив руки и расставив чуть согнутые ноги на ширине плеч. Вид у него был измученный, но в нем играла внутренняя удовлетворенность, даже могло показаться, что он наслаждается этой игрой. Главный посмотрел в его лицо, вдруг прочитав все, что происходит в нем сейчас, и так же удовлетворенно улыбнулся — приняв вызов на игру. Направился к нему, спокойно прицеливаясь. Подойдя на нужное расстояние, он резко замахнулся ногой, целясь в пах, — но, не доведя до цели, вдруг остановился, посмотрел на него (человек ждал) поставил ногу на землю, с тем же чувством удовлетворения повернулся немного в сторону, глядя мимо человека в даль, и, резко развернувшись нанес удар основанием ладони в основание челюсти… Ч. не прозевал этот удар и сделал все, что мог, для того, что бы избежать тяжелых последствий, но для этого ему пришлось пролететь какое-то расстояние по воздуху и прокатиться какое-то расстояние по земле… Наконец остановившись, (еще лежа на земле) он с еще большим удовлетворением, но так, что бы это не было сильно заметно со стороны, показал главному «О-кей», подтверждая, что это именно то, что нужно. Главный, уже совсем добродушно улыбаясь, подошел к нему и протянул руку. Ч. поднялся, воспользовавшись рукой, и, растирая челюсть, улыбаясь, спросил. — Ну что? Тот ничего не ответил, а посмотрев по сторонам крикнул — Можете выходить. Все. На аллею вышли человек восемь крепких ребят. Гл. (спокойно, обращаясь к ним) Запомните его хорошо — это наш человек!… Так что можете познакомиться поближе. (и повернувшись к нему сказал, протягивая руку) Кстати, Сергей Ч. назвал свое имя (пожимая протянутую руку) Затем он прошел по кругу, знакомясь с каждым. Подойдя к тем, с которыми встретился тогда в аллее, сказал, спокойно — У вас со мной свои счеты… Так что решайтесь. Первый посмотрел на него взглядом, полным борьбы эмоций, выбросил кулак в район солнечного сплетения, но не ударил, а только коснулся его (человек ждал). Потом разжал кулак и протянул руку: «Алик». Ч. пожал ее. Затем повернулся ко второму, как бы спрашивая взглядом, "А что скажешь ты?" Второй, думая, ответил: "Все. Забыто." (и тоже протянул руку) Закончив знакомство он подошел к главному и дружески сказал, потирая ушибы на лице, — Пора бы мне себя в порядок привести, а то я завтра всех пугать буду. — Ну давай, а завтра, часов в шесть, заходи в бар (…) посидим… отдохнем… поговорим… — Хорошо… А вы меня сейчас не подвезете? — Никаких проблем…..Она обошла квартиру — все было в порядке. На часах было одиннадцать (до его прихода оставался час). Она выключила свет, переоделась и легла в кровать… Через какое-то время она перевернулась на бок, ее глаза были открыты. Пролежав так еще какое-то время, она посмотрела на часы (было 23.45). Она опять легла на бок, не закрывая глаза, но довольно быстро перевернулась на другой, а потом просто села на кровати. Без пяти минут двенадцать она встала, подошла к окну (понимая, что это не поможет) посмотрела в него, так же подошла к другому окну и опять села на кровать, глядя в одну точку. На каждый шум, который иногда доносился с улицы она поднимала голову и какое-то время вслушивалась в него, потом опять возвращалась в прежнее состояние… Когда на пороге послышались шаги. Она встала, включила свет и, борясь со своими переживаниями, опять села на кровать. Было всего лишь 15 минут первого, но ей казалось, что прошло уже много часов. Когда он появился в коридоре, она уже немного успокоилась. Пока он разувался и снимал одежду, она подошла и молча смотрела на него. (свет в коридоре не был включен). Он повернулся к ней, удовлетворенно улыбаясь, но со стороны это не было похоже на улыбку. (Его лицо немного распухло и выглядело как-то непривычно). Она удивленно воскликнула — Что с тобой? — Ничего. Все нормально. — Включи свет. (сказала она требовательно, но не грубо) Он включил свет и опять посмотрел на нее, все так же улыбаясь. (его лицо не только распухло, но и переливалось всеми оттенками синего цвета) В этот раз она воскликнула испугано — Что они с тобой сделали? Он (не обращая внимания на ее испуг) — Ничего. (шутя) Мы пришли к взаимопониманию… (и добавил) Если ты не против, то приготовь все необходимое для компрессов. Сейчас мы будем все это убирать. — Ложись на свою кровать и жди пока я не приду (сказала она с наигранной холодностью, полностью взяв инициативу в свои руки)…..Он лежал на своей кровати без подушки. Она сидела рядом, вытирая его лицо тряпочкой. При ее прикосновениях он иногда вскрикивал (почти натурально) — Я же говорила, что они не понимают человеческого языка (сказала она с естественной холодностью и даже небольшой досадой на то, что ее проигнорировали). Они не любят шутить. Он (весело) — Они милые ребята и не сделали мне ничего плохого. (и дальше игриво, стараясь мягко уколоть ее) А ты издеваешься над беззащитным человеком. Она уловила этот укол и абсолютно беззлобно, но с легким возмущением, переспросила — Это я издеваюсь? (при этом хорошо надавив пальцем на один из синяков) Он вскрикнул более натурально и гораздо громче чем обычно, но продолжал в том же духе — Конечно ты, а кто же еще. Она опять надавила пальцем на синяк, и игриво переспросила — Я? Он не стал кричать, но все же сделал вид, что ему больно. И, немного помолчав, сказал (в том же духе) — Я всегда знал, что ты садистка. — Конечно. (подтвердила она). Поэтому лучше замолчи, иначе просто синяками ты не отделаешься. Всем своим видом она открывала перед ним безграничные просторы всевозможных издевательств. Он понаслаждался созерцанием этой картины, потом спокойно закрыл глаза, и дальше все продолжалось тихо и спокойно… Когда утром она зашла в его комнату, он еще спал. Она посмотрела на него, а потом сказала добродушно, но требовательно — Вставай! Он, не открывая глаз, стал потягиваться на кровати и капризно спросил — Неужели, в этом мире, что-то могло измениться так, что меня обязательно нужно будить? — Да (спокойно ответила она). Завтрак уже готов (продолжая наблюдать за ним) Он резко открыл глаза и посмотрел на нее. И беззлобно, с интересом и легким удивлением спросил — И теперь я должен вставать, только потому, что ты приготовила завтрак?… — Нет (невозмутимо ответила она). (и добавила многозначительно) Можешь спокойно спать дальше. Она не спеша вышла из спальни и отправилась на кухню. Накрыла стол на двоих и спокойно села, собираясь завтракать. К этому времени он уже появился на входе в кухню. — Как? Ты уже выспался? (спросила она, имитируя удивление) — Не мог же я не поучаствовать в этом важном историческом событии (ответил он с серьезным видом) — Ну-ну (сказала она, уже не обращая на него внимания и спокойно принялась за завтрак) Он сел за стол и тоже стал есть, не спеша. Немного погодя она посмотрела на него и, вдруг, сильно усмехнулась (почти хихикнула) — А ты неплохо выглядишь (сказала она, продолжая улыбаться) (Его лицо уже не было опухшим, но остались некоторые синяки) Он провел рукой по лицу — Ой (с наигранной досадой сказал он). У меня такое нежное лицо. Мне нельзя лежать на твердых подушках. — Да. Видимо ты вчера хорошо отлежался. (сказала она уже серьезно) Он немного помолчал, потом, тоже серьезно, сказал — Кстати. Меня на сегодня пригласили. (и, посмотрев на нее спросил) Ты пойдешь со мной? — Кто? (спросила она, почувствовав что-то неладное) — Сергей (серьезно ответил он) Она замолчала, потом глядя на него, спросила серьезно — И ты пойдешь? Он не ответил, а только повторил свой вопрос (но теперь немного мягче) — Ты пойдешь со мной? — В этот раз я не буду тебя отмачивать (вместо ответа заявила она, немного разряжая атмосферу) — Ладно (смирился он). (И возвращаясь к более легкому состоянию спросил) А если я буду сильно пьяный, ты меня на кровать уложишь? — Посмотрим. (ответила она, слегка улыбаясь, но показывая, что право выбора остается за ней) Она явно успокоилась (если вообще, в такой ситуации, возможно успокоение). В конце концов она понимала, что он тоже неплохо разбирается в ситуациях. И, только когда завтрак подходил к концу, она спросила, ни с того ни с сего — На сколько тебя пригласили? Это показывало, что беспокойство, все же, живет в ней. — На шесть часов. (мягко ответил он, уловив это беспокойство) В баре за столиком сидят Ч. и Гл. На столе стоят две бутылки отличной водки, бутылка коньяка и несколько вещей послабее. Закуска была в небольшом ассортименте, но в достаточном количестве. В общем это можно было назвать дружеской пьянкой на высоком уровне. Они сидели, разговаривая о разных житейских делах, при этом успевая выпивать и закусывать. Потом Сергей серьезно спросил — Зачем ты все это делал? (наливая в очередной раз) — Просто. (откровенно ответил он, и, не спеша выпив, продолжил). Мне нравится разговаривать с тобой так, как сейчас… И несколько синяков — небольшая цена за это. (Он немного закусил и продолжил, уже размышляя) Почему мы должны становиться врагами, только из-за того, что наши интересы где-то столкнулись… (он замолчал на время, потом посмотрел на Сергея и сказал, как бы предлагая ему взглянуть на самого себя) Ты же не стал убивать меня. Хотя мог это свободно сделать… Тот тоже немного помолчал и ответил (скорее для себя) — Ты мне не враг… Ты не стоишь на моем пути. После своих слов он сам погрузился в размышления. Ч. промолчал, спокойно глядя на него. Потом Сергей поднял голову сказал (дружески) — Наливай. Они продолжали… Когда уже осталось совсем немного Сергей вдруг сказал — Не связывайся с ней… Ты хороший мужик (и в подтверждение он положил ему руку на плечо). Лучше сразу ее бросить. Поверь мне (все это было откровение)… Ты не знаешь, как это больно: рвать по живому… Она к добру не приведет (он начал говорить более эмоционально). Она использует тебя… А когда вытянет из тебя все — уйдет и забудет все, что ты для нее сделал… Ч. ответил спокойно, но убежденно — Я не делал ничего для нее… Все, что она вытянет — принадлежит ей, и я не хочу ей в этом мешать… Все, что мне нужно, я тоже беру сам… Она уйдет, когда захочет, и мне не о чем переживать. Это оказалось слишком сложным для понимания. Сергей не сдержался и откровенно понес — Что ты за человек?!. Тебя используют, а тебе наплевать!… Где твоя мужская гордость?!… Ты как пешка в ее игре! Она легко пожертвует тобой ради своей цели… У тебя должно быть самолюбие!… Или тебе все равно?… Тебе, что ничего не нужно?!… Ч. ответил так же убежденно (но теперь стараясь попроще) — Я эгоист — такой же, как и все остальные. И я не собираюсь с этим бороться… Я делаю то, что хочу. Я получаю то, что мне нужно… И если меня, при этом кто-то использует в своих целях, то меня это нисколько не оскорбляет. Меня не беспокоит, кому от этого легче. Ладно, давай лучше выпьем (резко оборвал он свои объяснения). (и уже наливая) Все это мелочи. Он залпом выпил рюмку и посмотрел на приятеля. Тот начал как-то неуверенно, но, когда допил, уже готов был вернуться к обыкновенной пьянке. Именно так все и получилось… Когда он вошел в дом, она смотрела телевизор, сидя на кровати. Посмотрев в его сторону и не заметив ничего необычного она опять вернулась к телевизору. Он подошел и сел рядом с ней на кровати, молча глядя в сторону телевизора. Потом повернулся к ней и спросил — Ты уже ужинала? — Нет (ответила она, не отрываясь от телевизора). Я не хочу. Он немного посидел с ней, а потом встал и направился в кухню. — Там ничего нет (крикнула она вдогонку) — Я что-нибудь приготовлю (успокаивающе ответил он) Она встала с кровати, пошла вслед за ним и, остановившись на входе, спросила — Тебя там не угощали? (в словах зазвучал интерес с легким призвуком беспокойства) — Угощали. Но дома мне больше нравится (многозначительно ответил он) Она коротко, но внимательно, взглянула на него. Потом развернулась и, уже уходя сказала — Когда приготовишь — позовешь. Он позвал ее когда все уже было готово и сел за стол, не дожидаясь ее. Когда она появилась он уже ужинал и, посмотрев на нее, сказал с легкой теплотой — Я не знаю, что ты будешь. Поэтому возьми сама. Она прошла к печке, проверяя, что там приготовлено, и по пути сказала, стараясь его легко задеть — Мог бы и спросить. Он искоса, но добродушно, взглянул на нее и продолжил ужин. Она села за стол и, решив не дожидаться, пока он что-то расскажет, спросила — Что вы там делали? — Обыкновенная пьянка… По ходу мы неплохо поговорили. — О чем? (спросила она, давая понять, что у нее есть право это знать, и она собирается воспользоваться этим правом) — О разном (ответил он, не забывая про ужин)… О жизни… Обо мне… О тебе… — И что ты сказал обо мне? (спросила она настойчивее, это действительно волновало ее) Он посмотрел на нее и, с интересом и легкой подковыркой, спросил — А что я должен был сказать? Она немного задержалась с ответом, потом спросила, хорошо пытаясь сделать вид, что именно это ее больше всего беспокоит. — Он еще будет меня доставать? — Нет (спокойно ответил он). Но мы можем прийти к нему в гости, когда захотим. — Вдвоем? — Если хочешь, то можешь сама. (так же спокойно ответил он) Она замолчала, вернувшись к ужину, но что-то ее сильно задело, и, через какое-то время, она опять спросила (только теперь это была жесткая требовательность) — А что он тебе сказал про меня? — Ничего нового (ответил он глядя на нее) Это задело ее еще сильнее, и результат не заставил себя ждать. Она начала холодно и даже зло — Как же. Я забыла. Ты все знаешь… Ты знаешь, как я помогала ему в его грязной игре… Ты знаешь, как, с моей помощью, они грабили несчастных мужланчиков, которые считали меня обыкновенной шлюшкой (она хотела продолжить, но видимо решила, что этого достаточно, и замолчала, испытывающе глядя на него) Он внимательно наблюдал за ней, а когда она закончила, то сказал откровенно и очень мягко — Тебя это не портит. Но это только дало ей новый толчок, и дальше она заговорила откровенно издевательски, стараясь задеть его как можно глубже, и каждое слово чеканилось, как парадный шаг — Конечно… Ты добренький… Ты всех прощаешь… Эта короткая фраза открывала все, что не давало ей покоя, и чему теперь пришла пора вырваться на свободу. Он заговорил твердо, без каких-либо эмоций. Так же четко выдавая каждую фразу — Добрый… Добрые люди… Почему тогда они готовы убрать, изолировать, а иногда просто растоптать других, только за то, что считают их злыми… Не-ет… Я никогда не был добрым… (дальше он продолжал не так сухо) И мне не за что тебя прощать… Ты поступала так потому, что считала это нужным. Ты распоряжалась собой так, как хотела. И за это не надо никаких оправданий… Я не судья, что бы выносить приговор… Я не бог, что бы прощать грехи… Я не хочу прощать людей за их жизнь. Какой бы мерзкой или жестокой она не казалась… (И совсем уже спокойно, даже с какой-то теплотой, не успокаивающей, а какой-то глубокой) Мне не за что тебя прощать… Он замолчал, глядя на стол. Она тоже затихла (как-то по-новому, глядя на него). Он поднял голову и, посмотрев на нее, тихо сказал — Извини. Я сегодня немного пьян. Она немного помолчала, отведя глаза слегка в сторону, а потом ответила, так же тихо — Не за что. В глубине его сознания что-то шевельнулось, как будто эти слова были отзывом на клич его души. Он тепло улыбнулся и посмотрел на нее. Она смотрела немного в сторону и вниз, потом подняла глаза на него и через небольшое время, ничего не сказав, опять отвела их. Он встал из-за стола, убирая за собой посуду. Она, со словами: "Я уже не буду", подвинула ему свою и тоже встала из-за стола. Домывая посуду он обратился к ней, переходя на более легкое общение — Поставь это в стол (показывая на вымытую посуду) Она открыла стол и расставила все по местам. Он, домыв остальное, сказал с уважительной непринужденностью — И это тоже Она опять расставила все по местам и, повернувшись к нему, стала ждать. В ней оставался один вопрос: "Что дальше?" — уже абсолютно не значительный, но все же вопрос. Он вытер руки, подошел к ней и сказал (тепло) — Все… (Потом обнял ее одной рукой за плечи и добавил) Пошли отсюда. Это могло означать — "Все проблемы, на сегодня, закончились" и именно этого ему сейчас и хотелось. Она тоже согласилась с этим, и они вышли в залу свободно обнявшись. Он вспомнил, что в доме есть такой предмет, как телевизор, и спросил — А что сегодня показывают интересного? К тому времени она уже полностью вернулась в свое нормальное состояние, поэтому сказала с наигранной строгостью — Тебе спать пора. (и добавила, изображая серьезность) Детское время уже закончилось. — Ну и ладно (в свою очередь изобразил он обиду) И они пошли дальше в спальню. Когда они подошли к кровати он сказал, вспомнив свою утреннюю шутку — Вот ты меня и уложила. — Ну и радуйся (сказала она с наигранной холодностью и толкнула его на кровать рукой, которой обнимала) Он не сопротивляясь упал (лег), и она молча пошла к выходу. — Спокойной ночи (сказал он вдогонку) Она не ответила, продолжая изображать оскорбленное самолюбие, и вышла… Утром она еще спала, а он что-то делал на кухне. Потом, выйдя в залу, посмотрел на нее и, ничего не сказав, прошел в спальню. Когда он возвращался, она начала ворочаться, привлекая к себе внимание. Он остановился, с интересом наблюдая за ней. Поворочавшись немножко, она спросила, не глядя на него (но явно заинтересованно)