Рожденные телевизором - [36]

Кстати, о литературе. Тут программная политика канала дает, пожалуй, самый ощутимый сбой. Ничего не имею против Николая Александрова, он человек профессиональный, обаятельный, но не настолько, чтобы вести целых три программы о литературе (а может, уже меньше или, напротив, больше – летом не поймешь). Его передачи «Порядок слов», «Разночтения», «Экология литературы» по ровной интонации, вялому ритму и неотчетливому содержанию слабо отличимы друг от друга. Авторские предпочтения вообще, похоже, часто лежат в сфере, весьма далекой от подлинного творчества. В «Порядке слов» на автопилоте анонсируются книги двух-трех крупнейших издательств. В претендующих на аналитичность «Разночтениях» царят мир, дружба и ньюсмейкеры. Тут обсуждаются не явления литературы, а проекты. Помню, как меня поразил проект «Ярмольник», упоенно демонстрирующий новое увлечение – аудиокниги. Жестом сеятеля актер разбрасывал убедительные оценки: «У Стругацких устарела форма, я немного поджал „Трудно быть богом“, а у Набокова я не сократил ни одной запятой, так как он – гений». Ныряя в пучины литературоведения, Ярмольник не забыл подарить кассету критику Михаилу Эдельштейну (ему почти не удалось раскрыть рта) с просьбой написать рецензию…

Одним словом, иерархия ценностей, исповедуемых «Культурой», – вещь в себе. Дыхание времени здесь почти неощутимо. Отнюдь не в должном объеме и качестве пятая кнопка выполняет свою главную функцию – служить кислородной подушкой для зрителей, страдающих удушьем от пошлости федеральных монстров. Когда-то, на заре существования, когда канал только искал свою нишу, в передаче, если не ошибаюсь, «Ночной гость» появился дизайнерский шедевр: фальшивый камин, в который вмонтирован экран телевизора. Казенный уют студии – мягкие тона, сочетание серого, зеленого, лилового, излом мерцающих бокалов, Серебряный век в рамках соцреализма – все намекало на особую атмосферу. Тогда это показалось просто провалом вкуса, связанным с поиском лица. Теперь, по прошествии лет, кажется по-другому: фальшивый камин с вмонтированным в него экраном был выбран в качестве знака и символа весьма точно.

Рискну предположить, почему «Культуре» не подошел «Подстрочник». Мысль Лилианны Лунгиной об интеллектуальном мужестве, которое дается труднее, чем мужество физическое, здесь явно неактуальна.

15 июля

Бреем мышей

Триумф пародийной программы «Большая разница», выходящей теперь еженедельно, – явление сколь положительное, столь и неожиданное.

Лет пятнадцать назад наша страна начала расставаться с прошлым не смеясь, как завещал вышедший из моды Карл Маркс, но подхихикивая. Мощную конкуренцию штатным юмористам составили политики. Тягаться с такими стихийными мастерами смеха, как Черномырдин, становилось все труднее. Ему в затылок дышали и другие достойнейшие люди. С помощью бессмертных афоризмов Строев боролся за власть («Здравствуйте, я пришел вас отведать!» – приветствовал он больного Ельцина); Шандыбин – с инородцами («евреи такие же люди, как мы, только другие»); Жириновский – с пишущей братией («я люблю журналистов вроде Джона Рида: сделал репортаж, умер, похоронили»). И напротив – юмористы советской выделки решили претендовать на звание духовных лидеров нации. «Я хочу, чтобы с моих концертов люди уходили, переоценив некоторые категории жизни», – заявлял Михаил Задорнов. И уточнял причину столь высоких амбиций: «СССР разрушили не диссиденты, а юмористы».

Напрашивался вопрос: зачем они это сделали? В передачу советских времен «Вокруг смеха» (ее и сегодня часто показывают по ТВ в качестве недостижимого эталона) ход Петросяну и Дубовицкой был закрыт. А как только Задорнов с коллегами расправился с СССР, держатели «Кривого зеркала» и «Аншлага» стали подлинными монополистами на ТВ, эдаким Газпромом от сатиры и юмора самого низкого пошиба. Впрочем, то, чем они занимаются, не имеет никакого отношения к русской смеховой культуре с ее невероятным диапазоном – от мрачной, как самогон, гениальности Салтыкова-Щедрина до искрометного, как шампанское, таланта Жванецкого. Их юмор вообще не имеет отношения ни к чему на свете.

Противостоять экспансии осмелились немногие. Выстоять сумели единицы – талантливые обитатели «Городка» Стоянов с Олейниковым и промышленный синдикат «Comedy club», берущий теперь не столько уменьем, сколько числом. И вот на пепелище пробивается дивный цветок под названием «Большая разница». Уже первые выпуски передачи удивляли сложностью поставленных задач – пародии на ТВ и его обитателей. Сей коварный жанр существует по строго регламентированным законам. Пародийное уничтожение старого и строительство нового, как полагал знаток вопроса Юрий Тынянов, – единый художественный процесс. Участники «Большой разницы» (почему-то в основном безымянные, их фамилии ни в каких титрах не отыщешь) это понимают. Их пародии невероятно смешны, узнаваемы, снабжены отменным текстом. Лучшие из них («Работяги» на фильм «Стиляги» и «Хрень» на передачу «Плесень») дорастают до той степени обобщения, за которым начинается искусство. Не говорю уж о снайперском попадании в образы: «сам себе режиссерище» Михалков, перед которым все тотчас падают ниц и судорожно крестятся; пугливый Познер с присказкой «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю»; Никас Сафронов с полотном, увековечивающим мадонну Пугачеву с младенцем Галкиным на руках…