Рождение огня - [40]

«До того, как буря не уляжется, ничего особенного происходить не будет»,— так решили мы с Питом. Как же мы ошиблись! Площадь преобразилась. С крыши Дома правосудия свисает огромное полотнище с гербом Панема. Миротворцы в незапятнанно белых униформах вышагивают по чисто выметенной брусчатке. А так же дежурят на крышах, по большей части в устроенных там пулемётных гнёздах. Но самое отвратительное — это ряд новых сооружений в центре площади: помост для порки, несколько колодок, виселица.

— Шустрый этот Тред, времени зря не теряет, — молвит Хеймитч.

Через несколько улиц от площади в небо вдруг вздымается столб пламени. Ни одному из нас не надо спрашивать, что это такое. И так ясно — это взлетел на воздух Котёл. В моей голове проносятся лица Сальной Сэй, Оторвы, всех моих знакомых и приятелей, которые зарабатывали там себе на жизнь.

— Хеймитч, как ты думаешь, неужели все они... — Горло перехватывает, и я замолкаю.

— Не-е... Думаю, они вовремя сообразили, что к чему. Ты бы тоже сообразила, крутись ты там побольше, — говорит он. — Ладно, пойду-ка я узнаю, сколько спирту отпустит мне аптекарь. Мне необходимо растирание...

Он плетётся через площадь. Я взглядываю на Пита:

— Растирание? Зачем ему растираться? — Вдруг до меня доходит. — Нет! Нельзя, чтобы он это пил! Этот спирт может убить его, или, покрайней мере, ослепить! У меня дома есть самогонка на такой случай.

— У меня тоже. Может, ему этого хватит, пока Оторва не вернётся обратно в бизнес, — говорит Пит. — Мне нужно навестить своих.

— А мне нужно увидеться с Хазелл. — Я обеспокоена. Я думала, что как только буря стихнет, она тут же появится на нашем пороге. Но её ни слуху ни духу.

— Пойдем вместе. А в пекарню заскочу по дороге домой, — говорит он.

— Спасибо. — Внезапно я пугаюсь того, что могу найти в доме Гейла.

Улицы почти пустынны, что не так уж странно в это время суток, когда народ в шахтах, а дети в школе. Но в том-то и дело, что это не так. Я всё время ловлю взгляды, направленные на нас из приотворённых дверей или сквозь неплотно прикрытые ставни.

«Восстание... — размышляю я. — Какая же я дура...» У нашего плана врождённый порок, которого ни я, ни Гейл не сподобились увидеть. Восстание подразумевает нарушение законов, противодействие властям. Мы с ним занимались этим всю свою сознательную жизнь — или наши семьи, если уж на то пошло: браконьерство, торговля на чёрном рынке, оскорбительные высказывания в адрес Капитолия. Но для большинства жителей Дистрикта 12 поход в Котёл за покупками — слишком рискованное мероприятие. А я-то вообразила, что они соберутся на площади с булыжниками и факелами! Для них даже одного вида нас с Питом на улице достаточно, чтобы отогнать детишек от окна и поплотнее задёрнуть занавески...

Хазелл дома — нянчит тяжело больную Пози. По характерным пятнам сразу ясно — у девочки корь.

— Я не могла её оставить, — говорит Хазелл. — Я знаю, что Гейл в надёжных руках.

— Ну конечно! — говорю. — К тому же ему уже намного лучше. Мама говорит, что он сможет вернуться в шахту уже через пару недель.

— Если её к тому времени откроют, — ворчит Хазелл. — Поговаривают, что шахты закрыты до дальнейших распоряжений. — Она бросает нервный взгляд на свою пустую лохань.

— Тебе тоже пришлось прекратить работу? — спрашиваю.

— Официально — нет, но все теперь боятся обращаться ко мне.

— Может, это из-за снега — трудно добираться, — предполагает Питер.

— Нет, Рори сегодня обежал клиентов. Нечего стирать, говорят, — вздыхает Хазелл.

Рори обнимает мать:

— Ничего, мам, всё будет хорошо.

Я достаю из кармана пригоршню монет и кладу на стол.

— Я скажу маме, она пришлёт лекарство для Пози.

Как только мы выходим, я поворачиваюсь к Питу:

— Возвращайся. Я хочу прогуляться к Котлу.

— Я пойду с тобой, — говорит он.

— Нет, у тебя и так из-за меня неприятностей — выше крыши.

— Угу, и если я буду обходить Котёл десятой дорогой, то мои неприятности сами собой исчезнут? — Он улыбается и берёт меня за руку.

Мы вместе пробираемся по кривым, запутанным улочкам Шлака и выходим к горящему Котлу. Вокруг него даже не выставлен заслон миротворцев — и так понятно, что спасать здание никто не бросится.

От жара снег кругом растаял, и у моих ног течёт тонкий чёрный ручеёк.

— Угольная пыль, ещё со старых времён, — говорю я. Мельчайший угольный порошок забил все щели и дыры в стенах старого склада, въелся в доски пола. Удивительно, как эта пороховая бочка не взлетела на воздух раньше. — Мне нужно навестит Сальную Сэй.

— Не сейчас, Кэтнисс. Не думаю, что нашей компании сегодня кто-нибудь обрадуется, — возражает Пит.

Мы возвращаемся на площадь. Заходим в пекарню Мелларков, я покупаю несколько пирожных, а отец и сын обмениваются мнениями о... погоде. Никто не заговаривает о безобразных орудиях пыток, красующихся в каких-то метрах от входной двери. Покидая площадь, последнее, что я замечаю — это то, что среди миротворцев нет ни одного знакомого лица.

Дни идут, и положение только ухудшается. Шахты уже две недели стоят закрытыми, и к этому времени в Дистрикте 12 воцаряется голод. Число детей, подписавшихся на тессеры, вырастает до небес, но вместо зерна они частенько получают шиш без масла. Пайки урезают, продуктов не хватает, и теперь даже те, у кого есть деньги, выходят из магазинов с пустыми руками.