Рождение огня - [24]

Сам президент Сноу выходит на подиум, чтобы принести свои поздравления. Он пожимает Питу руку и одобрительно похлопывает его по плечу. Обнимает меня, обдавая запахом роз и крови, и слюнявит мне щёку своими пухленькими губками. Когда он отстраняется, его пальцы глубоко и больно вонзаются мне в плечи, на лице изображается улыбка, и я осмеливаюсь слегка приподнять брови. Они спрашивают о том, о чём я не решаюсь заговорить вслух: «Я справилась? У меня получилось? Я сделала всё, чтобы угодить вам, играла со всей отдачей, собираюсь выйти замуж за Пита — неужели этого не достаточно?»

В ответ он едва заметно качает головой.

6.

В этом микроскопическом движении я вижу конец надеждам и начало разрушения всего того, что мне в этом мире дорого. Понятия не имею, какое наказание меня ожидает и насколько широко будет раскинута гибельная сеть, кого ещё она накроет. Но когда они закончат, скорее всего, ничего не останется, всё пойдёт прахом.

Можно подумать, что в этот момент я должна впасть в крайнее отчаяние. Но вот странно! Главное моё чувство — это облегчение. Игра окончена; на вопрос, справилась ли я со своей здачей ответ получен, пусть это и решительное и не допускающее возражений «нет». Когда отчаянные обстоятельства призывают к отчаянным мерам, я считаю себя вправе поступать напропалую и без оглядки.

Только не здесь и не сейчас. Очень важно вернуться в Дистрикт 12: главная часть любого плана спасения будет включать мою мать и сестру, Гейла и его семью. И Пита, если я уговорю его присоединиться к нам. Я добавила в список и Хеймитча. Это те люди, которых я возьму с собой, когда убегу в глушь. Каким образом я смогу их убедить, куда мы отправимся в глухую зимнюю пору, как нам удастся избежать поимки — все эти вопросы пока не имеют ответов. Но по крайней мере, теперь ясно, что другого выхода нет.

Так что ноги у меня не подкашиваются, и слезами я не захлёбываюсь. Наоборот, выпрямляю спину и чувствую себя куда увереннее, чем все последние недели. Я искренне, непринуждённо улыбаюсь, хотя моя улыбка и может показаться несколько безумной. И когда президент утихомиривает разошедшуюся публику и спрашивает у неё: «А что думает народ по поводу того, чтобы устроить нашим героям свадьбу прямо здесь, в Капитолии?» — я без малейших усилий изображаю, будто вот-вот тронусь рассудком от счастья.

Цезарь Фликерман спрашивает, имеет ли  президент в виду какую-либо конкретную дату.

— О, прежде чем мы условимся о дне свадьбы, нам нужно бы утрясти этот вопрос с матерью невесты, — говорит глава государства. Публика разражается хохотом. Президент обнимает меня за плечи: — Если вся страна внесёт свой вклад в уговоры, то, может, нам удастся поженить вас до то, как вам исполнится тридцать.

— Вам, наверно, придётся провести новый закон, — хихикаю я.

— Надо будет — ни перед чем не остановимся! — заговорщицки подмигивает президент.

Ах, как нам обоим весело!

Приём в банкетном зале Президетского дворца не имеет себе равных. Потолок высотой в двенадцать метров превращён в подобие ночного неба, причём звёзды выглядят в точности как у меня дома. Я предполагала, что так и должно быть, но кто его знает? Город отбрасывает в небо так много света, что разглядеть звёзды мне ещё не удавалось. На полпути между полом и потолком плавают пушистые облака и на них сидят и играют музыканты. Не спрашивайте меня, что их удерживает в воздухе.

Традиционных обеденных столов нет, вместо них — многочисленные мягкие диванчики, кушетки и кресла; некоторые из них расположены у каминов, другие размещены среди цветущих садов и прудов с экзотическими рыбками. Так что публика может есть и пить и развлекаться с полным комфортом.

В середине зала — большая, выложенная мраморными плитами площадка, которую используют то как место для танцев, то как подмостки для выступлений артистов, а чаще всего на ней просто толкутся и болтают между собой разодетые в пух и прах гости.

Но настоящий гвоздь программы — это угощение. Вдоль стен выстроились столы с невиданными деликатесами. Ты найдёшь здесь всё, о чём ты можешь мечтать, и даже то, о чём никогда не мечтал. На вертелах целиком жарятся свиные, говяжьи и козьи туши. Невероятных размеров блюда с птицей, фаршированной сочными фруктами и орехами. Дары моря — одни политы изысканными соусами, другие надо перед едой обмакивать в пикантные подливки. Бесчисленные сыры, хлеб, овощи, сласти... Водопады вина, ручьи и потоки крепких напитков мерцают и переливаются разноцветными огнями...

Вместе с желанием бороться ко мне вернулся и аппетит. После нескольких недель полного его отсутствия я чувствую зверский голод.

— Я не я буду, если не перепробую всё, что здесь есть! — заявляю я Питу.

Вижу, как он вглядывается в моё лицо и пытается понять, что привело к такой разительной перемене в моём настроении. Поскольку он не знает, что президент вынес мне свой приговор, Пит может только предполагать, что я счастлива, потому что считаю нашу миссию удавшейся. Наверно, он даже питает надежду, что я, быть может, искренне рада нашей помолвке. На его лице написано некоторое замешательство, но Пит быстро овладевает собой: на нас «наезжает» камера.