Рождение Мары - [61]

– Мисс Вукович! Ну правда! Сколько можно? Я же сто раз извинялась.

– Ладно, – завуч примирительно кивнула и перешла на русский: – Садись.

Мара нерешительно опустилась на стул, оглядывая жилище опекунши, пока та заканчивала с очередной таблицей. Всюду царил армейский порядок: кровать застелена так, как будто ей никогда не пользовались, коврик строго параллельно стене, книги в шкафу расставлены по размеру. И никаких милых украшений вроде цветов в вазе или солнечного натюрморта. Только одна фотография над столом: строгий мужчина в форме.

– Это ваш отец? – спросила Мара.

– Да, – Вукович сосредоточенно щелкала калькулятором.

– Брин говорила, что он – волк… А ваша мама?..

– Это бестактный вопрос, – женщина откинулась на спинку стула. – Меня воспитывал отец.

– Он кажется суровым… – Мара покосилась на его мохнатые черные брови, сдвинутые на переносице.

– Просто привык общаться с подчиненными. Но дисциплина не так уж плоха. В твоем возрасте я этого не понимала, искала развлечений… Но они тянут человека назад, не дают развиваться. Хорошо, что я вовремя взялась за ум, – Вукович выразительно посмотрела на подопечную.

– Наверное, теперь он вами гордится.

– Сомневаюсь. Он планировал сделать из меня агента… И ему это почти удалось. Правда, родись я мужчиной и волком, как он мечтал, вышло бы больше толку. Но я предпочла сферу образования. – Вукович пригубила кофе. – Так что там у тебя? Ты ведь пришла не за историей моей семьи.

Мара рассказала про надпись с Намланом и показала фотографию в телефоне. Но Вукович была непреклонна: до осеннего равноденствия никаких посторонних дел.

– А равноденствие у вас тоже праздник? – В памяти возникли бесконечные ряды раскладушек, и Мара вздрогнула.

– Скорее, наоборот. Мисс Рефюрсдоттир еще не обсуждала с тобой… некоторые моменты взросления?

– Моменты чего? О нет! Только не надо про пчел и цветы! – ужаснулась Мара. – Нам в детском доме объясняли.

– Я не об этом. Не совсем. Организм женщины-перевертыша устроен несколько иначе, чем организм обычной женщины. Ты никогда не задумывалась, почему мы все рождаемся только в дни солнцестояния?

– Специально подгадываете?

– Если бы нам приходилось каждый раз сидеть с календарем, солнцерожденные исчезли бы с лица Земли. Нет. Просто способность к зачатию у перевертышей появляется только дважды в год. На весеннее и осеннее равноденствие начинается новый цикл, когда…

– Все-все. Я поняла. Только дважды в год? – Мара усмехнулась. – Быть перевертышем даже круче, чем я думала.

– Ошибаешься. Ты еще не можешь об этом судить, потому что у перевертышей взросление начинается после первой трансформации. Этой осенью тебе придется поменять свое мнение. Все симптомы у наших женщин проявляются гораздо сильнее. В том числе эмоциональные. По-моему, это дискриминация, – рот Вукович превратился в тонкую ниточку. – Но Ларс обычно дает несколько дополнительных выходных и вместе с мальчиками уезжает на экскурсию в Стокгольм.

– Я готова к дискриминации, если мне за это дадут выходные, – бодро ответила Мара.

Спустя пару месяцев, скрючившись в позе эмбриона на постели и слушая, как в общей комнате орут друг на друга Ида и Шейла, она вспоминала эти слова. Дискриминация… Да на кол стоило посадить этих жалких трусов, которые посмели слинять с острова. Тот же Нанду мог бы ей сейчас принести кружку какао и булочку с корицей… Нет, лучше шоколадку… Или чего-нибудь такого… Солоновато-сладкого, но только чтобы с кислинкой… И попить. Нет, не какао, лучше холодненького… А бывает ананасовый лимонад? Вот его бы неплохо… Да хоть чего-то! Был бы Нанду рядом, она смогла бы определиться, чего ей надо. Наверное. Сначала поколотила бы его, а потом сразу определилась. А вместо этого мальчишки вместе с Эдлундом прохлаждались на экскурсии по Скансену[14] и слали, сволочи, красивые фотографии местных пейзажей. В то время как она и другие девочки должны были страдать ради сохранения популяции солнцерожденных.

И как назло в середине сентября на Линдхольм пришел циклон с дождями и колючим горизонтальным ветром. До столовой приходилось шлепать по лужам, а у Мары не было резиновых сапог и приличной теплой куртки. Сама она про обновки даже не задумывалась, пока не похолодало. Вукович в круговерти будничных дел тоже запамятовала, а там уж наступило проклятое равноденствие, и Густав, который мог бы свозить Мару в магазин, вместе с остальными мужиками застрял в Стокгольме. Вукович, конечно, сняла мерки со своей подопечной и попросила Эдлунда сделать покупки, но в благоприятном исходе дела сомневалась.

Мара непременно ввязалась бы в драку от скуки и неизвестности: уроков не задали, в Интернете так и не нашелся ни один Намлан, похожий на найденный Джо фотоснимок, а Сара Уортингтон поставила кружку молока прямо на планшет Мары, заявив, что не отличила его от подставки.

Ситуацию спасла Вукович: она забрала пульт, из-за которого девчонки скандалили в гостиной, разогнала всех по спальням, а Мару пригласила к себе.

– Я выяснила, кто на фото, – сдержанно сообщила она. – Это Намлан Томбоин. Но мне не удалось с ним связаться. Дело в том, что он не учился в Линдхольме. Видимо, просто приезжал сюда в гости с твоей мамой.