Роза ветров - [93]

Одежда собравшихся на улице людей напомнила Невельскому костюмы хористов из оперы, которую он слушал в Лиссабоне с великим князем ровно три года назад. Тот хор, насколько он помнил, изображал еврейских рабов, томившихся во вражеском плену. Правда, в отличие от португальских певцов, жители Петропавловска выглядели отнюдь не театрально. Их грубые, потрепанные одеяния были настоящими. К тому же в опере ни один человек со сцены на него не смотрел. Здесь же невольно рождалось ощущение, что, если кто и должен запеть, то разве что он — так пристально и как будто ожидая чего-то, все эти люди следили за ним.

Церемонии тут были явно не в чести, поэтому Невельской тоже начал в ответ открыто разглядывать встречавшихся на пути обитателей Петропавловска. Почти девять месяцев он не видел русских людей в таком количестве и теперь с любопытством всматривался в их лица. Преобладали тут жители самого простого звания, которые, однако же, весьма отличались от простонародья Петербурга или родной для него Костромской губернии. Никто не кланялся, не спешил снять шапку перед барином. Различие состояло не столько во внешнем характере, хотя одеяния тут попадались более чем колоритные, сколько во внутреннем состоянии этих спокойно рассматривавших приезжего офицера людей. Все они, несмотря на явную разницу в положении — как с ним, так и друг с другом, — со всей очевидностью не испытывали ни малейшего ущемления своего персонального достоинства. В их взглядах не было ни враждебности, ни заискивания. Если они и ждали с нетерпением все последние месяцы прихода транспорта с товарами и припасами, ни один из них сейчас никак этого не выдавал. Они просто смотрели на Невельского, как смотрели бы на любое другое явление живого мира. Они словно ощупывали его, пробовали на вкус, а прямая и полная открытость их общего взгляда говорила о равенстве всех тут живущих не только с ним и друг с другом, но также со всем вообще, что их окружало, — с деревьями, сопками, бухтой и морем, волнующимся вдали.

— Велико ли население порта? — спросил у чиновника Невельской.

— С тысячу человек будет, — ответил тот и радостно взмахнул рукой. — А вот и Ростислав Григорьевич!

Начальник Камчатки, уже четыре раза гонявший вестового поглядеть, не идет ли Невельской, в конце концов не утерпел и сам выглянул на крыльцо. В его понимании капитану 1 ранга, разумеется, не пристало проявлять суетливости перед капитан-лейтенантом, но искушение было так велико, а командир «Байкала» не являлся так долго, что взглядам Невельского и продрогшего насквозь чиновника в итоге предстала верхняя половина его туловища, просунувшаяся именно в эту минуту в полураскрытую дверь.

— Мы здесь! Мы идем! — закричал чиновник, и половина начальника Камчатки немедленно скрылась из виду.

За обедом, куда чиновник, приведший гостя, допущен не был, командир порта еще несколько времени чинился, но к оленьим котлетам все же дрогнул и перешел на человеческий тон.

— А нет ли случайно у вас при себе реестрика, Геннадий Иванович? — немного умильно, как показалось Невельскому, спросил он.

— Какого реестрика, Ростислав Григорьевич?

— Да вот того самого, в каком грузы, вами доставленные, указаны.

— Ах, это! Ну, разумеется… Вот, извольте. — Он вынул судовые документы и протянул их Машину.

— Прошу не понять меня превратно, — будто бы извиняясь, проговорил тот. — Вы нам года на три, на четыре товаров привезли. Свое у нас почти все на исходе. Не терпится, знаете ли, взглянуть.

— Да-да, конечно. Я понимаю.

Пока командир порта с жадностью просматривал списки доставленных припасов, его гость огляделся в поисках предназначенной для него почты. По какой-то причине хозяин дома до сих пор не вручил Невельскому писем из Петербурга, и тот начал думать, что, возможно, курьер с этими посланиями к приходу транспорта не успел. Во всяком случае, на виду нигде в комнате никаких конвертов Невельской не заметил. Обстановка была простой, но в то же время удобной и даже отчасти милой. Во всем чувствовалось присутствие женской руки. В следующую минуту он увидел и саму обладательницу этой руки. За приоткрытой дверью из грубого неокрашенного дерева скользнул женский силуэт, на мгновение замерший в коридоре. Поняв, что его снова рассматривают, Невельской повернулся к Машину.

— А где, позвольте спросить, ваша супруга, Ростислав Григорьевич? Отчего она с нами не обедает?

— Занята, — буркнул командир порта, не поднимая глаз от реестра. — К тому же мы ей не интересны. Отвыкла совершенно от общества.

— Это в каком же, простите, смысле?

— Говорит невпопад… — Машин оторвался от своих документов и посмотрел на гостя, словно пытаясь понять, на что ему далась чужая жена.

— Быть может, ради меня она сделает исключение?

— Зачем?

— Затем, что я испытываю неловкость.

Хозяин дома был явно озадачен. От умильности, с какой он испрашивал документы на груз, не осталось даже следа.

— Неловкость?.. Какого рода?

— Послушайте, Ростислав Григорьевич, вы меня очень обяжете, если пригласите свою супругу посидеть с нами за столом.

Машин секунду неподвижно смотрел на Невельского, а затем, не меняя позы, громко позвал: