Роза ветров - [17]

Предоставим читателю отгадать, с кого из героев "Войны и мира" списан Николка Турбин.

От Андрея Болконского Алексей Турбин унаследовал, помимо изящества манер, по меньшей мере три с половиной черты: некоторую отрешенность от окружающего мира, честолюбие, пытливый ум и лояльность. Болконского эти похвальные качества довели до Аустерлица, законодательных комиссий Сперанского, социальных реформ в Богучарово и, наконец, смертельной раны, полученной в Бородинском сражении. Ну а Турбина?.. Да до того же самого. С той только разницей, что булгаковский роман не пошел дальше Аустерлица. До Бородина - разгрома Деникина и Врангеля - дело не дошло.

Как сообщается в финальной сцене пьесы "Дни Турбиных", с вступлением Красной армии в Киев наступил эпилог. Булгаков, в отличие от Толстого, точно знал, что угроза сильнее исполнения.

Но если все прочие романы Булгакова суть лишь переложения "Белой гвардии", то где, к примеру, в "Мастере и Маргарите" Алексей Турбин? Или спросим лучше - где разместились в "Белой Гвардии" герои "Мастера и Маргариты" - хотя бы Иешуа и Пилат?

Как ни странно, ответ на эти вопросы лежит прямо на поверхности.

Диалог - единственный диалог - философа с прокуратором начался очень эффектно.

"Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:

- Добрый человек! Поверь мне..."

Как известно, на это последовало "...кентуриона Крысобоя ко мне" - и избиение. Виноват - бичевание. И все это за доброе слово, которое и кошке приятно.

Однако даже бич Крысобоя не излечил арестованного от навязчивого словечка. Мало того, что он несколько раз пытается назвать "добрым человеком" Пилата, - добрые люди у него и все те, кто свидетельствовал против него, и некие Дисмас, Гестас и Вар-равван, и даже Крысобой. Разумеется, оттого, что "злых людей нет на свете", есть только несчастливые.

Теперь нам остается только обратиться к столь же единственному диалогу между коллегами - доктором (по венерическим болезням) Турбиным и поэтом-сифилитиком Русаковым.

- Кто направил вас ко мне?

- Настоятель церкви Николая Доброго, отец Александр.

...

- Вы что же, знакомы с ним?..

- Я у него исповедался, и беседа святого старика принесла мне душевное облегчение, - объяснил, глядя в небо.

...

- Сколько, доктор, вы берете за ваш святой труд?

- Помилуйте, что у вас на каждом шагу слово "святой"...

- Нельзя зарекаться, доктор, ох, нельзя, бормотал больной, напяливая козий мех в передней, - ибо сказано: третий ангел вылил чашу в источники вод, и сделалась кровь.

Итак, у Русакова на каждом шагу святые, подобно тому, как у Иешуа добрые. Мало того: за Иешуа ходит следом Левий Матвей с "козлиным пергаментом" и "непрерывно пишет". Ну, а Русаков - сам по себе обладатель козьего меха, который он то напяливает, то снимает.

Но с кем же беседует Русаков? С милым, интеллигентным, прогрессивных взглядов человеком, врачом, вдобавок? Да нет, все это наносное.

Конкретнее:

- Тут, видите ли, доктор, один вопрос... Социальные теории и... гм... вы социалист? Не правда ли? Как все интеллигентные люди?..

- Я, - вдруг бухнул Турбин, дернув щекой, - к сожалению, не социалист, а... монархист. И даже, должен сказать, не могу выносить самого слова "социалист".

Ну, а что произошло между Иешуа и Пилатом?

- В числе прочего я говорил, - рассказывал арестант, - что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесаря, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.

На эту прекрасный, прямо-таки социалистический прогноз Пилат реагирует так:

- На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной власти, чем власть императора Тиверия! - сорванный и больной голос Пилата разросся.

Для полного сходства прокуратору оставалось только дернуть щекой.

Серый походный сюртук

Начнем с того, что монархистом является и наш старый знакомец Вильгельм Баскервильский - он принадлежит к партии императора Людовика, сражавшегося против папы римского Иоанна XXII. К партии светского властелина, насмерть боровшегося с духовной властью. Добавим - боровшегося безуспешно. Ибо духовную власть предпочтительно вышибать клином, а не силой оружия.

Однако давайте зададим прямой вопрос: что же, Иешуа и Пилат - это всего только Русаков и Алексей Турбин в новой упаковке? Разве приведенные выше цитаты дают достаточные основания для такого вывода?

Разумеется, этих цитат недостаточно. Можно было бы умножить их число, но нет необходимости. Ибо вышеупомяныутых героев объединяет между собой, а заодно и с некоторыми другими нечто более могущественное, чем цитата.

"Война и мир", роман, задуманный как история, включая предысторию, первой русской революции (декабрьской 1924), таковым не получился. Толстой совершенно правильно не довел его даже до декабрьского восстания - ибо книге воочию грозило вырождение. Так что это в чистом виде роман о внутренней жизни империи на фоне ее столкновения с другой империей. И не о революции, а об эволюции - эволюции отношения главных героев к имперской идее.