Роза - [16]

Леверетт опустился на краешек стула:

— Я подумал, что, пожалуй, мне стоило бы вас сегодня сопровождать.

— Сопровождать? Меня?!

— Я был лучшим другом Джона Мэйпоула. Вам никто не сумеет рассказать о нем больше и лучше, чем я.

— А полиции вы помогали?

— Настоящего расследования так и не было. Мы полагали, что Мэйпоул куда-то уехал… не исключено, что он и сейчас еще может находиться там. Епископ не хочет, чтобы это дело расследовала полиция.

— Вы ведь управляющий имением. Разве вам нечем больше заняться: присматривать за коровами, выселять неплательщиков?

— Я не выселяю…

— Как вас зовут, Леверетт?

— Оливер.

— Оливер. Олли. У меня в Калифорнии есть знакомые русские. Они бы звали вас Алешей.

— Меня вполне устроит «Леверетт».

— Сколько вам лет?

Леверетт выдержал осторожную паузу, словно человек, которому предстоит войти в густую и высокую траву.

— Двадцать пять.

— Управлять имением Хэнни, должно быть, непростое дело. Вы сами выселяете престарелых жильцов, которым нечем платить, или у вас есть для этого специальный помощник?

— Я стараюсь никого не выселять.

— Но вам все-таки приходится это делать. Понимаете, к чему я клоню? Никто не станет со мной доверительно разговаривать, если рядом будете стоять вы.

Лицо Леверетта обрело обиженное выражение. Но Блэар на это и рассчитывал: он хотел не просто высказать свою мысль, но и облечь ее в оскорбительную форму. Чувства Леверетта не очень волновали Блэара, главным для него было отшить управляющего. Однако Леверетт, похоже, воспринял такой поворот разговора как следствие собственного просчета, и Блэару это решительно не понравилось. По-видимому, Леверетт принадлежат к тому типу людей, кто даже в конце света был бы склонен винить только самого себя.

— Знаете, я тоже бывал в Африке. На мысе Колони, — сказал Леверетт.

— Ну и что?

— Когда я услышал, что, возможно, вы приедете в Уиган, я был вне себя от восторга.

Блэар отправился в редакцию газеты, расположенную рядом с гостиницей, и Леверетт потащился за ним.

На стене висели все восемь страниц «Иганского обозревателя» с объявлениями о предстоящих аукционах скота, о продажах лесопилок, об основных представлениях для детей в дни церковных праздников и с полным местным железнодорожным расписанием. Разумеется, была и реклама: «В прачечных Ее Величества пользуются только крахмалом Гленфилда!» Здесь же продавалась и «Иллюстрейтед Лондон ньюс», вся первая страница была посвящена делу «ламбетского громилы» [14].

— Вы обратили внимание, что именем «лондонского громилы» прачечный бизнес ничего восхвалять не решается? — заметил Блэар. — А какая могла бы быть реклама!

Мужчинам в магазинчике предлагались «Панч», «Проблемы угледобычи» и «Шахтерский адвокат», женщинам — «Помогите себе сами», «Полезные советы по хозяйству» и «Английское женское обозрение». Были и местные издания типа «Ланкаширские католики: упрямые души», самому же широкому читателю предназначались приключенческие повести о ковбоях Дикого Запада. Под стеклами витрин лежали, дожидаясь покупателей, почтовая бумага, канцелярские принадлежности, авторучки, стальные перья, тушь, чернильные подушечки для печатей. Деревянный барьер отделял торговую часть помещения от той, где за письменным столом сидел и что-то энергично писал редактор с зеленым козырьком над глазами. Стены вокруг него были обвешаны фотографиями сошедших с рельсов паровозов, разрушенных домов и массовых похорон.

Блэар обратил внимание Левереттз на напечатанное в газете расписание поездов:

— Вам не случалось над этим задумываться? Железнодорожные расписания — самая верная информация, какая есть в современной жизни. И тем не менее на одной странице с расписанием помещена заметка о том, что в минувшую субботу жертвами несчастных случаев на местных железных дорогах стали пять человек. Это что, новая разновидность казней — строго по расписанию?

— По субботам рабочие вечером напиваются и возвращаются потом домой по путям, чтобы не сбиться с дороги.

— Посмотрите-ка, пароходство сулит женщинам, согласившимся поехать работать домашней прислугой в Австралию, бесплатный проезд туда. В какой еще стране стали бы соблазнять человека возможностью уехать в пустыню на другом конце света?

— А в-вы не любите Англию. — Это открытие вызвало у Леверетта такую душевную боль, что он даже стал заикаться.

— Леверетт, оставьте меня. Идите, пересчитайте епископских овец, расставьте капканы, займитесь чем угодно, но оставьте меня одного.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил редактор. Говорил он с заметным ланкаширским акцентом, сильно растягивая «о» и почти проглатывая «г».

Блэар толкнул дверцу в барьере, зашел внутрь и принялся внимательно разглядывать вывешенные на стенах снимки. Всегда полезно посмотреть, что газ и пар способны сделать с металлом и кирпичом. На одной из фотографий был снят дом, фасад которого полностью снесло взрывом, и взгляду открывались накрытый к чаю стол и стоящие вокруг него стулья — как будто сняли стенку с кукольного домика. На другой фотографу удалось заснять паровоз, залетевший на крышу пивоваренного завода — как если бы это была ракета, а не локомотив. Под следующими двумя снимками была общая подпись: «Несчастные жертвы взрыва на шахте Хэнни». Первый показывал двор шахты. Камера резко выхватила лежавшие на земле трупы, а фигуры стоявших вокруг людей были, наоборот, бледными и размытыми. На втором видна была длинная цепочка катафалков, запряженных покрытыми черными попонами лошадьми.