Роза из клана Коршунов - [5]

Что могла сделать она, как объяснить свои чувства, не расстроив матушку?

Юная Корсач была послушной девочкой. Она встала ещё до рассвета, тщательно умылась и расчесала длинные волосы, чья рыже-серо-чёрная расцветка делала её похожей на дворовую кошку или, скорее, лесного волка из Имперского зверинца. Карина давным-давно ходила туда с отцом и долго удивлялась невиданным зверям с центра Долины. Особенно ей понравились волки за похожий цвет шерсти и искреннюю грусть в глазах, грусть вольных душ в тесных телах. Она как никогда понимала теперь эти глаза и эту грусть. Ей тоже хотелось быть свободной, но толстые прутья безвыходности сулили ей безвольно ехать вслед за странствующим зверинцем.

Худенькая и бледная спросонья, Карина напоминала ночницу из отцовских сказок, что поджидает на дорогах путников и указывает клады. Но клады не привлекали людей с гобеленов, никто из них не посочувствовал, не позвал подругу к себе на холст, не скорбел о потере собеседницы, они просто не обратили внимания, они были просто коряво нарисованными на ткани пятнами краски, которым до неё никогда не было дела. Каринка сжала бледные губы и яростно уцепилась в края ближайшего гобелена, сдирая со стен обман несбывшихся иллюзий. Не было сил кричать или плакать, хотелось рвать и метать, хотелось вопить и царапаться…. Только годы уроков домоводства не прошли даром: стоя в куче ободранных тряпок, девочка грустно улыбнулась и начала аккуратно сворачивать ткань в рулоны, жалея и без того скудное семейное имущество. В этот миг она решила, что не всё так плохо, что Дуботолка далеко, что поездка в другой конец Долины может стать для неё тем долгожданным приключением, о котором она так долго мечтала, что после это путешествие будет для неё незабываемым весёлым воспоминанием в новой, благородной жизни.

Вскоре пришла горничная, чтоб помочь Каринке надеть приготовленные матушкой одежды, в которых должно путешествовать благородным барышням. Большое тёмно-синее бархатное платье, волочащееся по земле, казалось девочке совсем неуместным и неудобным в походе, а шляпка с длинной вуалью и пушистыми перьями — глупой и смешной. Нижние юбки клонили к земле, туфли жали, ленты в замысловатой причёске мешали двигать шеей. Каринка в этом наряде боялась даже шелохнуться, таким он был дорогим, роскошным и непривычно тяжёлым.

Матушка уже поджидала её в фае, одетая во всё чёрное, как и подобало уважающей себя вдове. В этом виде она всегда являлась к кредиторам, когда нужно было давить на жалость и казаться особенно беззащитной и обиженной жизнью. Увидев дочку, женщина разочарованно вздохнула и побежала на улицу поторопить дворового. Каринка украдкой заглянула в последнее настенное зеркало и сама ужаснулась: перед ней стояла незнакомая девушка.

— Вот для чего дамы надевают пять нижних юбок и рубах, — подумала она, разглядывая заметно покруглевшую, но всё также неприметную фигуру.

Синий цвет ей совершенно не шёл, делал ещё более бледной и болезненной, волосы выглядели вороньим гнездом после урагана, серьги оттягивали уши. А глаза вообще казались жестокой насмешкой над всем женским родом: один чёрный, доставшийся по наследству от матери, второй — ярко-зелёный, приобрётший такой оттенок после смерти отца (лекарь утверждал, что это от силы вурлока). Притом от переживаний оба покраснели и опухли. Карина не ручалась за вкусы своего наречённого жениха, но она сама не связала бы свою судьбу с таким пугалом ни за какие богатства Императора.

Солнце вяло и сонно поднимало голову из-за верхушек Кольцевых гор, когда большая крытая карета, запряжённая четвёркой откормленных соседских лошадей, пронеслась по улицам Постава в сторону приграничных оцеплений. Она почти двадцать лет стояла забытая и запылённая в дальнем сарае с тех пор, как Лактасса, будучи ещё совсем молоденькой девушкой, загрузила приданное в специальное отделение и отправилась по велению родителей на край света к ни разу не виданному прежде мужу. Колёса заржавели и тяжело скрипели, дверцы хлопали на поворотах, а обитые войлоком сиденья неприятно пахли пылью и старостью, но эта карета стала для Каринки лучшим, что девочка видела в жизни. Именно в таких старинных повозках и стоит отправляться в странствие, именно эти шаткие бока поджидают за поворотами настоящие приключения, только в таких двигающихся крепостях и отправляются на подвиги герои.

Возле заставы их встретил новый командующий поставскими гроллинами. Седой сутулый мужчина, с длинными вислыми усами, встретил их усталым взглядом человека, измученного жизнью и бумажной волокитой. Он вяло морщился, выслушивая причитания и просьбы госпожи Корсач, и только сверлил глазами карету, забитую тщательно скопленным за долгие годы приданным неприметной девицы. Лактассе пришлось серьёзно постараться, чтоб вытребовать проезда из объявленного на военном положении города. Она просила, показывала расписку о помолвке дочери, вспоминала славное прошлое безвременно почившего за безопасность Постава мужа и, в конце концов, пригрозила пожаловаться за такое самоуправство градоправителю и главе союзной армии. Усач слишком хорошо знал слухи, ходившие о несчастной вдовушке, и имел достаточно хорошую фантазию, чтоб быстро представить какой будет скандал, если рыдающая будущая тёща на рассвете ворвётся (а она ворвётся, он мог и не сомневаться) в покои главнокомандующего с кляузой. Мужчина неохотно согласился, измученно хватаясь за истерзанную надрывным женским визгом голову. Каринка даже пожалела его на какой-то момент, за последние годы она вполне привыкла к матушкиным истерикам и спокойно переносила любые завывания, но первое время тоже пугалась такого тона.