Роза и тис - [30]
Мне хотелось вытащить их из-под деревьев, вырвать из этого блаженного состояния и бросить в пламя! И подержать их там, корчащихся в огне... Заставить чувствовать... страдать! Какое они имеют право не знать страданий?! Сидят себе, улыбаются, и ничто их не касается и не тревожит...
Витают где-то среди звезд... Да, вот именно, среди звезд...
Гэбриэл встал. Голос у него стал глуше, глаза смотрели куда-то мимо меня, отрешенно.
– Среди звезд... – повторил он. И засмеялся. – Извините, что навязал все это вам. Впрочем, почему бы и нет?
Хэрроу-роуд хоть и сделала вас порядочной таки развалиной, но вы все же кое на что годитесь – можете выслушать, когда у меня есть желание поговорить... Наверное, вы сами обнаружите, что многие будут подолгу говорить с вами.
– Я уже в этом убедился.
– И знаете почему? Вовсе не потому, что вы так замечательно, с пониманием умеете слушать, а потому, что вы ни на что другое не годитесь.
Гэбриэл стоял, чуть склонив голову набок; глаза все еще злые, пристально следили за моей реакцией. Он хотел, чтобы его слова причинили мне боль. Но этого не случилось. Странно, – однако я почувствовал облегчение, услыхав наконец облеченные в слова собственные мучительные мысли.
– Понять не могу, какого дьявола вы не покончите со всем этим, продолжал Гэбриэл. – Нечем, что ли?
– Есть чем, – сказал я, невольно сжав в кулаке пузырек с таблетками.
– Понятно. Оказывается, вы крепче, чем я думал.
Глава 11
На следующее утро явилась миссис Карслейк и зашла ко мне. Я уже не раз говорил, что она мне не нравилась. Это была худощавая темноволосая женщина с ядовитым языком. За время моего пребывания в Полнорт-хаусе я ни разу не слышал, чтобы она о ком-нибудь сказала доброе слово.
Подчас я даже развлекался тем, что в разговоре с ней упоминал одно имя за другим и наблюдал за тем, как первую, приторную фразу сменяла вторая, полная яда.
На сей раз она заговорила о Милли Барт.
– Славное создание. И так хочет помочь! Правда, она довольно глупа и не очень-то разбирается в политике. Женщины этого класса вообще в политической жизни проявляют полную апатию.
По моим представлениям, миссис Барт принадлежала к тому же классу, что и миссис Карслейк. Чтобы досадить ей, я сказал:
– В сущности, совсем как Тереза.
Миссис Карслейк, казалось, была шокирована.
– О, что вы?! Миссис Норрис очень умна, – горячо Возразила моя собеседница, но тут же, как всегда, в ее словах появилась некоторая доля яда. – Иногда, по-моему, даже слишком умна. У меня создается впечатление, что она нас всех презирает. Умные женщины часто излишне погружены в себя. Разумеется, я бы не стала называть миссис Норрис эгоистичной...
Тут миссис Карслейк снова перешла к миссис Милли Барт.
– Хорошо, что у миссис Барт появилось какое-то занятие, – сказала она. – Я, знаете ли, полагаю, что она несчастна в семейной жизни.
– Очень жаль!
– Этот Барт! Он же совсем опустился! Шатаясь, выходит из «Герба Сент-Лу», перед самым закрытием. Право же, удивляюсь, что его еще обслуживают! И, по-моему, он бывает довольно груб... Во всяком случае, так говорят соседи. Она, знаете ли, его до смерти боится.
Кончик носа у миссис Карслейк дрожал – по-видимому, от приятного волнения.
– Почему же она не уйдет от мужа? – спросил я.
– О-о! Помилуйте, капитан Норрис! Она не может сделать ничего подобного! Куда она пойдет? Родственников у нее нет. Иногда мне кажется, появись какой-нибудь чуткий молодой человек... Я не думаю, что она женщина твердых принципов. И она довольно хорошенькая, хоть и простовата.
– Вам она не очень нравится, не правда ли? – спросил я.
– Нравится, конечно... Хотя я ее, разумеется, мало знаю. Ветеринар... я хочу сказать, это в общем не то, что врач.
Отметив это социальное отличие, миссис Карслейк решила проявить участие и поинтересовалась, не может ли она что-нибудь для меня сделать.
– Очень любезно с вашей стороны, – ответил я. – Нет, не думаю, чтобы мне что-нибудь понадобилось.
Я посмотрел в окно. Взгляд миссис Карслейк заинтересованно устремился в том же направлении.
– О! Это Изабелла Чартерис, – сказала она.
Мы вместе смотрели на приближающуюся Изабеллу.
Вот она прошла через калитку, выходившую в поле, и поднялась по ступеням террасы.
– Довольно красивая девушка, – заметила миссис Картслейк. – Но очень тихая. Я полагаю, такие тихони часто бывают хитрыми.
Это слово вызвало во мне негодование, но я не успел ничего ответить, так как миссис Карслейк тут же удалилась, выдав свою реплику, так сказать, «под занавес».
Хитрая... Какое ужасное слово! Особенно применительно к Изабелле. Наиболее явная черта в характере Изабеллы – прямота! Бесстрашная, почти невероятная прямота!
Внезапно я вспомнил, как ловко Изабелла набросила шарф на рассыпавшиеся злополучные таблетки. Легкость, с какой она притворилась, будто поглощена разговором.
И все это без малейшего волнения или беспокойства... просто и естественно... как будто именно так поступала всю жизнь.
Быть может, именно это имела в виду миссис Карслейк, назвав Изабеллу хитрой?
Я решил узнать, что думает по этому поводу Тереза.
Сама она никогда не высказывает свое мнение, но, если ее спросить, ответит.
Казалось бы, старая как мир история… Но знаменитый театральный и кинопродюсер Билл Кенрайт, уже в наши дни поставивший по сюжету «Благих намерений» спектакль, оценил эту работу Кристи как «самую жесткую и честную».Встретив Энн, Ричард смог наконец избавиться от мучительных мыслей о погибшей жене и снова полюбить. Энн тоже обрела в нем столь желанное счастье. Но возникла неожиданная помеха – единственная дочь Энн, Сара, которую мать просто боготворит. Сара готова пойти на все, чтобы помешать свадьбе, ее обида и ревность не знают предела.
Этот роман был очень дорог Агате Кристи – возможно, как никакой другой. Она всегда выделяла его среди сонма своих произведений: «Здесь я писала в точности так, как хотела писать, а для художника нет удовольствия выше этого»… Внезапная задержка в пути, дикая арабская пустыня и богом забытая гостиница… Леди Джоан не остается ничего, кроме как прокручивать в голове всю прожитую жизнь. И постепенно она осознала, кем является на самом деле. Столкнулась с невыносимой правдой, о которой всегда подозревала, но страшилась признать…
Спустя пять лет после выхода последнего романа Уэстмакотт «Роза и тис» увидел свет очередной псевдонимный роман «Дочь есть дочь», в котором автор берется за анализ человеческих взаимоотношений в самой сложной и разрушительной их сфере – семейной жизни. Сюжет разворачивается вокруг еще не старой вдовы, по-прежнему привлекательной, но, похоже, смирившейся со своей вдовьей участью. А когда однажды у нее все-таки появляется возможность вновь вступить в брак помехой оказывается ее девятнадцатилетняя дочь, ревнивая и деспотичная.
Когда становишься взрослым, все видится по-другому. Блестящее коричневое Чудовище под странным названием «рояль», которое так завораживало и пугало в детстве, вдруг оказывается источником наслаждения прекрасными звуками. А соседская девочка Нелл, скучная капризуля и рохля, превращается в самую желанную женщину на земле.Вернону Дейру потребуется целая жизнь, чтобы понять и принять две самые большие любови, предназначенные ему судьбой, и сделать между ними трудный выбор.
Последний из шедевров Кристи, написанных под псевдонимом Мэри Уэстмакотт, ее лебединая песня в жанре психологического романа. Подытоживая эту часть своей жизни, великая писательница устраивает гала-концерт всех человеческих чувств, где самые яркие «звезды» – разные лики любви.Лаура, нелюбимый ребенок, была преисполнена жуткой неприязни к младшей сестренке, Ширли. Однако несчастный случай помог ей осознать свою ошибку. Более того, заставил сделать счастье сестры смыслом своей жизни. Сможет ли Ширли самостоятельно жить и найти собственное счастье под бременем чрезмерной любви, сменившей безграничную ненависть?..
Этот остров – райский уголок для живописца. С утра художник решил подняться в горы и увидел незнакомку, горящую в личном аду посреди рая – она решила покончить жизнь самоубийством. Теперь, чтобы освободить женщину от ее инфернальных стремлений, он должен воссоздать всю ее жизнь от начала до конца – и нанести на картину прошлого финальный мазок…
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…