Роза - [11]
– Предупреждать надо.
В разговоре выяснилось, что Люда тоже студентка театрального училища. Что она с Женей ехала в Москву на просмотр во Дворце культуры автозавода ЗИСа. Людин папа в конце двадцатых вместе с Лихачёвым поднимал завод на мировой уровень. Директор ЗИСа в новогоднем разговоре пообещал устроить дочь старого друга в заводской театр. Но, на месте оказалось, что на заводе открыли дело против евреев-специалистов. Лихачёва тоже допрашивали. Помощник директора посоветовал «валить отсюда, пока не забрали». В заводском ДК слушать не стали, попёрлись в театр-студию киноактёра. Там профессор ВГИКа Борис Израилевич Волчек (из-за строительного ремонта в своём институте) просматривал студентов и актёров. Люда Хитяева показала Лисену из «Учителя танцев» на что мэтр заметил:
– Зельдин свою Островскую с этой роли не даст убрать. Разве что в дублёрши…
В дублёрши Люда не хотела. А Женя на прослушивании сказал три слова из монолога Брута и остановился уставившись на профессорскую дочь. Сказал, что забыл и прочтёт другое. Произнёс какой-то белый стих и с позором удалился. Но, как оказалось дочка успела написать адрес на бумажке и вручила этому клоуну. Евстигнеев кивал, улыбаясь.
– А прочтите тот стих, – попросила Граевская, – Ну, пожалуйста.
– Там не стих, четверостишие. – сказал актёр вставая.
И мгновенно преобразился из довольного сутулого паренька в убитого горем от ухода любимой к другому:
– Так вот к кому ты от меня уходишь!
Уйди, уйди, тебя я ненавижу…
Не инженер ты – хам, мерзавец, сволочь, ползучий гад и сутенёр притом!
Я обладать хочу тобой, Варвара!
Женя с таким чувством чеканил фразы, глядя на Хитяеву, что та, выдохнув после речи, сказала простодушно:
– Чуть не опИсалась, гад… извините.
Тут после стука открывается дверь купе и появляется Лёва с бутылкой коньяка. Увидев Люду, улыбается и тянет:
– А можно…
– Нельзя, – отвечаю, сжав людину ладонь своей.
Подняв брови, лётчик бросает:
– Извините, пойду дальше искать…
Приключения на свою задницу.
Люда в порыве благодарности как бы случайно прижимает мою ладонь с своей ничего такой груди:
– Спасибо, Юрий, вы настоящий рыцарь.
Убираю руку с волшебной мягкости, и слышу как в первом купе орут:
– Всё пропьём, а флот не опозорим.
Через полчасика наше купе наговорилось и начало стелить постели. Мальчики первыми организовали свои верхнеполочные гнёзда. Женя залез наверх. Я решил почитать перед сном и уселся на краешек постели Граевской. Людочка, артистично изгибаясь, медленно застилала своё лежбище.
– Юра, Вы поможете мне заправить простыню? – озорно подняв брови, спросила артистка.
– Нет, Людмила. Давайте уж вы сами. – вздыхаю, наблюдая за демонстрируемыми в полуметре округлостями.
Тут за дверью купе началась какая-то возня. Открываю. Лёва, извиваясь ужом, лёжа отбивается от морячков ногами, а те пинают его, приговаривая:
– Куда руки тянешь? Это наши сисьски… Иди в гальюн передёрни.
Встаю на линию огня со словами:
– Давайте жить дружно.
Тут мне прилетает в глаз. Ухожу от второго удара как в замедленной съёмке. Бью в «солнышко», а второму в скулу, стараясь сдержать удар. Мореманы вышли из боя. Прискакал на помощь, спрыгнувший с полки, Евстигнеев. С его помощью оттащил пьяного Лёву в «мужское» купе. Морячки, побурчав для порядка, вернулись к себе. Хитяева подошла с улыбкой:
– За меня на танцах два раза дрались, – не заметив моего интереса, кинула, – А синячок то знатный будет…
Захожу в туалет. Из зеркала смотрит побитая рожа типа этой… Красавчег!
На вокзале в этот ранний час нас встретил заводской спортивный политработник Иван Алексеевич, а пожилой брат Мстислава – Владимир Владимирович, газовский чиновник с неопределённой должностью, прислал за нами «Победу».
Лексеич, как его называл водитель служебной машины, человек был простой и сразу раскрыл все карты. В спортивной гостинице при стадионе было три свободных места. Поэтому он взял с собой на трамвайную остановку Граевскую, Иванова и Бубукина, предварительно сообщив всем, что в 12–00 – тренировка на «Торпедо», а потом собрание команды.
Родственник Мстислава, приславший машину, пробил нам заселение в новую заводскую гостиницу «Волна». Тут выяснилось, что у Лёвы спёрли деньги. Он во Владимире выходил ночью покурить на перрон и разговаривал с цыганками, которые ему нагадали новую работу и большую любовь, предварительно забрав всю наличность. Делать нечего, берём помятого жизнью мажора с собой. Заплачу за него за день, а там пусть папе телеграфирует или к родне идёт с протянутой рукой. А к родне Лёва не захотел. Те видите ли не умели культурно отдыхать.
Уж кто бы говорил. Жертва, узнавшая будущее.
Для проживания нам выделили трёхместный номер. Булганин пробовал пробить отдельный номер, но за неимением средств, поумерил пыл и тащился вслед за нами по лестнице на последний этаж.
Четырёхэтажная гостиница состояла из двух корпусов на сдвижке которых находился главный вход. Ленточные балконы, скромный фасад, кирпично-красные лестницы, изысканный декор вестибюля и залов. Симпатичная дежурная, открывая дверь нашего номера, проинформировала с пиететом:
– Здесь останавливался один из руководителей партии – Вячеслав Михайлович Молотов.
