Royals - [49]

Я украдкой смотрю на Майлза, но он даже не улыбается. Более того, вид у него скучающий. Наверное, он привык к людям, которые разговаривают, как в детской книжке полувековой давности.

Потом я вспоминаю, как на секунду Майлз нарушил пространственно-временной континуум, став вдруг очень милым, и это так странно, что я немедленно встряхиваюсь. Вероятно, мне просто померещилось. Я волновалась из-за Изы, и у меня отказал мозг. Иных вариантов просто нет.

К тому же по дороге из клуба Майлз вел себя премерзко, и это перечеркнуло всю возможную симпатию.

– Вам нужно лишь проехать пару кругов по парку, конечно, не забывая улыбаться друг другу, может быть, даже посмеяться вместе…

– Британцы… – бормочу я, и, к моему удивлению, Майлз выдает какую-то живую реакцию.

Он не смеется, но издает сдавленный звук, который маскирует кашлем. Глиннис смотрит на нас. Брови у нее сегодня особенно выразительны; видимо, этот маскарад для нее важнее, чем я думала.

Очень серьезные брови.

– Фотографы сделают несколько снимков, потом мы как-нибудь еще разок свозим вас двоих в клуб к Себу, и всё будет тип-топ!

– Да? – спрашиваю я. – Люди увидят, как мы катаемся верхом и смеемся, и немедленно забудут, что минуту назад ставили тэг «Себ+ Дэйзи»?

Майлз смотрит на меня, подняв брови:

– У нас тоже будет тэг?

– Сокращенно «Мэйзи», – отвечаю я, и на сей раз он улыбается по-настоящему. Сверкая зубами и всё такое.

Выглядит неплохо. Хотя, возможно, ему это причиняет физическую боль.

Глиннис хмурится и достает телефон.

– Мы придумали тэг «Дайлз», но «Мэйзи» лучше. То, что надо.

Она что-то набирает, а я снова смотрю на Майлза, и наши взгляды встречаются. Как тогда в клубе, между нами… проскакивает искра. Короткое взаимопонимание, которое кажется необыкновенно приятным. Тем более что оно исходит от фарфоровой статуэтки, которую какая-то злая ведьма превратила в настоящего мальчика.

– Вот так, – говорит Глиннис торжествующе, убирая телефон в карман изящного короткого жакета. – Продолжаем?

Я слышу, как лошади в стойлах ржут, бьют копытами, ну и вообще ведут себя как положено лошадям. Теперь самый подходящий момент, чтобы сказать, что я никогда не ездила верхом… но я медлю.

– Зачем нам кататься для фотографов? – спрашиваю я. – Разве нельзя им просто позвонить? Если не ошибаюсь, так делают в Голливуде. Мы можем пойти завтракать, и пусть фотографируют нас там. За завтраком гораздо сложнее покалечиться. Если только ты не перестанешь делать такое лицо, – говорю я, обращаясь к Майлзу. – Иначе я за себя не ручаюсь.

– А что не так с моим лицом? – интересуется Майлз и делает именно Такое Лицо.

Он задирает подбородок и сжимает челюсти, и у него делается вид заправского угнетателя крестьян. Я указываю пальцем.

– Вот это.

Гневно взглянув на меня, Майлз подходит ближе.

– Я всегда так выгляжу.

– Сочувствую.

Глиннис снова хлопает в ладоши.

– Так! – восклицает она. – Чем раньше начнем, тем раньше закончим.

Направляя меня к стойлу, она добавляет:

– В таких деликатных вещах лучше, если фотографы будут находить нас сами, а не наоборот. Так получится… правдоподобнее. А учитывая тонкость ситуации, правдоподобие нужно нам больше всего.

– Да, но лошади – не мой конек, – отвечаю я.

Глиннис смеется, и в конце концов я оказываюсь на спине у серой кобылы по кличке Ливингстон. Очень странное имя для существа женского пола, но я умалчиваю об этом: вдруг лошадь меня поймет и решит сбросить?

Майлз садится на огромного черного жеребца – ну разумеется, – и через несколько минут мы уже разъезжаем в парке за дворцом, как влюбленная парочка из рекламы прокладок.

С ума сойти, до чего нелепо.

Но парк очень красив. Я готова это признать – если не обращать внимания на то, как страшно сидеть на спине у тысячефунтовой зверюги. Небо синее и почти безоблачное, вокруг зелено и почти безлюдно, не считая нескольких бегунов и девочки, которая выгуливает неимоверно милую белую собачку.

И, конечно, не считая фотографов. Я вижу их на краю парка – троих мужчин, которые почти неотличимы друг от друга в своих свитерах, мешковатых джинсах и кедах.

Чтобы отвлечься от них, я заставляю себя улыбнуться Майлзу и спрашиваю:

– Значит, это твое первое нормальное свидание?

В седле он чувствует себя заметно спокойней, чем я, и просто держит поводья в руке, в то время как я стискиваю их побелевшими пальцами.

– Вообще-то, это наше четвертое свидание, считая встречу в твоей комнате, скачки и вечер в клубе, – отвечает он, и я слегка выпрямляюсь.

– В таком случае, ты худший парень на свете.

– Я это слышу не впервые, – парирует Майлз, и я поворачиваюсь к нему.

– Ты с кем-то встречался? С настоящей живой девушкой?

Покачав головой, Майлз перекладывает поводья из одной руки в другую.

– Давай прибережем этот разговор для пятого свидания, ладно?

Его конь рысит вперед, и я легонько касаюсь боков своей лошади пятками, чтобы поравняться с ним. Слава богу, кобыла слушается, и я догоняю Майлза, стараясь не думать о том, что фотографы запечатлеют мою трясущуюся грудь.

– А что, будет пятое? – спрашиваю я. – Может, мы просто покатаемся… и всё?

Майлз окидывает меня взглядом. Светлые волосы падают ему на лоб, а глаза сегодня кажутся особенно зелеными. Возможно, Глиннис выбрала этот парк, чтобы выставить Майлза в самом выгодном свете. Кто знает?