Роялистская заговорщица - [75]

– Нет такого… или, скажем, я милый только, если исполняю свой долг, вот я его и исполняю; вы меня здесь подождете, я скоро вернусь. Мне чуется, что французы недалеко, я отдам депешу и сейчас же вернусь.

Все просьбы были напрасны. Старик был неумолим, он сознавал свою ответственность и не считал себя вправе уклониться от нее.

Марсели пришлось подчиниться.

– Вы правы, – сказала она, – только Бога ради поспешите: какой-то внутренний голос говорит мне, что эта депеша большой важности; тот негодяй был, без сомнения, заинтересован, чтоб депеша не дошла.

Она чуяла в этом какую-то мрачную интригу. Лорен торопился, как мог.

– Дождитесь меня, – сказал он ей, – обещаю вам идти как можно скорее. Отдам письмо, поразведаю чего-нибудь новенького, имейте только терпение.

Марсель, несмотря на все желание видеть его поскорее в дороге, просила, чтоб он вместе с нею помог перенести несчастного убитого с большой дороги, где лошади могли его раздавить. Они вместе дотащили его до моста и там прислонили его к камням.

Лорен отправился наудачу в поход.

Марсель не вернулась домой, она облокотилась на перила моста и силилась что-нибудь услыхать, увидеть. Что именно – она сама не знала.

Но отчего так сильно билось ее сердце? Отчего так стучали виски?

Понемногу у нее стали путаться мысли. Ее пробирал ночной холод, а колыханье воды убаюкивало ее. Она не сознавала ни времени, ни окружающей жизни. Какие-то бессвязные образы носились в ее голове.

Ей виделись взрывы, которые окружали ее своим красным пламенем. Но она не двигалась, она точно замерла в гипнозе.

Вдруг она вздрогнула, кто-то схватил ее за руку:

– Мадемуазель Марсель, скорей, скорей домой!.. Пруссаки!..

Она широко раскрыла растерянные глаза.

Но Лорен – это был он – уже тащил ее за собой бегом. Они добрались до дома; когда они вошли, он запер дверь всей тяжестью своего тела.

– Они не увидят нашего барака, – пробормотал он. – Разбойники!..

– Что же случилось?

Марсель из кошмара сна очнулась для еще более ужасной действительности.

Лорен начал запыхавшимся голосом:

– Вы никогда не отгадаете – это поистине ужасно! Едва я перешел через мост, я чуть не попал в прусский отряд. Да, они были не в пятистах метрах отсюда. Я пробрался через пол-лье, – и знаете, на кого я натыкаюсь? На англичан! Как могло это случиться? Еще в полдень тут были французы. Я не знал, куда идти дальше. Наконец, пройдя еще два лье, я встречаю французов, я уже потратил более двух часов на дорогу. Знаете ли, что я узнал? Капитуляция подписана, пруссаки и англичане вступают в Париж, наши солдаты отступают.

– Отец мой! Отец!

– Дитя мое, что делать! злой рок! – проговорил Лорен, ударив кулаком по столу. – Генерал Пире не был своевременно предупрежден о перемирии и не дал аванпосту приказания отступить и…

– И что же?

– И рота Жана Шена, видя приближающихся англичан, стреляла по ним. Говорят, произошел кровавый бой: пятьдесят человек против тысячи.

– Убит! мой отец убит!

– По-видимому, нет. Говорят, их двенадцать человек захватили, и так как они нарушили капитуляцию, они сегодня же утром предстанут перед военным судом и будут расстреляны.

– Расстреляны? Кто?

– Вероятно, не солдаты, но офицеры – их двое.

– Их имена… Я чувствую, что схожу с ума.

Лорен склонил голову.

– Один из них, – проговорил он печальным голосом, – наш капитан, наш брат, Жан Шен.

– Отец! Отец! Я не хочу этого! Не хочу!

– А второй – тот молоденький поручик, который все время был с Жаном Шеном… виконт де…

– Лорис…

– Да, он… Взгляните… Пруссаки… О злополучная Франция!

Извне слышался тяжелый топот всадников. Нашествие приближалось к последнему этапу. Убитая горем Марсель опустилась на колени, без голоса, без мысли.

Лорен в отчаянии продолжал свой рассказ. Он вручил депешу одному офицеру генерального штаба, который от волненья вскрыл ее.

Это было извещение о капитуляции, приказание прекратить немедленно всякие неприятельские действия. Оно должно было прийти в двенадцать часов ночи, а теперь было около пяти часов!

Англичане, надо полагать, подозревали или делали вид, что подозревают тут западню. Пришлось сейчас же уведомить генерала Пире, который, вероятно, пошлет парламентера для объяснения этого факта, этого недоразумения, но завоеватели жестоки. Чего доброго, их ни в чем не разубедишь, через два часа все может быть кончено!

Перед этой ужасной катастрофой, которая была выше человеческих сил, Марсель сознавала себя уничтоженной, беспомощной, бессильной.

Что могла она придумать? Борьба была немыслима. Бежать в Сен-Клу, броситься к ногам английского генерала? Да будет ли он ее слушать? Допустят ли ее до него? На этот раз от смерти было не уйти.

– Если бы знать, к кому обратиться? – плакался Лорен. – В Париже есть столько людей, которые дружны с англичанами. Ведь это же, наконец, несправедливость, подлость. Офицеров не убивают за то, что они исполняли свой долг солдата. – И он топнул ногой. – Ах, если бы старый Картам был жив!

Вдруг Марсель вскочила, вскрикнув:

– К кому обратиться? Есть к кому! К женщине, к маркизе де Люсьен. К невесте месье Лориса. Она спасет его от смерти, а с ним будет спасен и Жан Шен. Надо бежать к ней! Разве я имею право убиваться? Лорен, идемте сейчас в Париж, там мы ее найдем. Говорю вам, она любит одного из приговоренных к смерти!