Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 3 - [73]

Он не ходил в дырявых башмаках

И не носил засаленной сорочки.

Те же настроения находят себе отражение в стихах Голодного. Стихи Михаила Голодного нервны, волнующи и заражают эмоционально потому, что Голодный — художник. Эта боль и неврастения дают поэту повод становиться в театральную позу и торжественно провозгласить:

Смертельно кашель затая,

Не расскажу, что нездоров я.

Остановить процесс пессимизма в творчестве комсомольского писателя, и в частности — поэзии Голодного, можно различно. Идеологическое воздействие играет не последнюю роль в развитии писательской личности, при общении с комсомольской жизнью и втягивании в обще-партийную, союзную жизнь. Здесь слово принадлежит фабзавкому, ячейке и другим рычагам партийно-коммунистического воспитания.

Эти способы, формирующие личность писателя-революционера и художника, при всем их достоинстве, не все сделают.

Нужно скрепить поэта с общественной жизнью, ликвидировав материальные невзгоды созданием более или менее сносных условий существования. Материальный быт, материальная почва помогают произрастанию богемско-босяцких настроений с наклоном в мохнатые леса, дубравы, к четвероногим поближе. Материальные невзгоды приводят к потере поэтического осязания, и зачастую вместо коммунистического художества мы видим неистовство и судорогу поэта, цепляющегося только за свою боль, за свою обиду.

Комсомольский писатель — пока что — остается одним. Организации им не интересуются, его забыли, а он существует. Стоит вспомнить. Настроениями комсомольского писателя никто не интересуется. Они проходят мимо комсомольской молодежи. Но зато на всех углах и перекрестках — громы и молнии рассекают музу и дорогу поэту, оборванному и голодному, застрявшему в одиноких переживаниях.

Блистательные и суровые молнии, облекаясь в гнев, выбрасывают разъяренные и свирепые лозунги — «богемщики оторвались от организации». А поэт, слегка обескураженный этими громами и молниями, останавливаясь недоуменно, сначала вопрошает, откуда пришли, а потом устанавливает старое с ними знакомство. Да, эти лозунги мы слышали — они нам знакомы… и на этом расходятся.

Наши комсомольцы сами создают базу для отрыва. У нас нет участливого и товарищеского коммунистического подхода к художнику. Фанатические проклятия и священнодействующие лозунги с проклятиями вряд ли что-нибудь могут сделать, а если и способны, то взбудоражить уличную тишь, по которой бродит застрявший поэт-комсомолец. Не лучше ли было бы морализирование заменить сближением с комсомольским поэтом и эти настроения подвергнуть товарищеской коммунистической критике.

По нашему мнению, комсомольская общественность обязана призадуматься над сложными вопросами, выдвинутыми комсомольской литературой. Конкретная программа и на ней первые пункты — борьба за постель, за комнату, за полноту материального и духовного быта, за сближение комсомольской молодежи с комсомольским поэтом. Второй пункт этой программы — комсомольские организации лицом к поэту, к начинающему писателю. Малейшее удовлетворение этих требований поможет поэтам комсомола вырваться из богемских, есенинских настроений, установит упругость мышц, упругость творчества, потерянных в результате материального и морального отрыва от организаций.

Л. Бариль

Стихи

А. Ясный Веселый век…

…Когда ты уже станешь человек?

Все живут как люди, а ты —

Как арестант…

Из письма матери.

Веселый век.

Не домики — дома,

И не река — взлохмаченное море.

     Глупа, глупа моя старуха мать,

     Что век со мной задумала поссорить.

И ты, сестра,

Из-за морей сестра,

Сбирающая крошки скупо.

     Ах, скупы песнями и длинны вечера,

     Бегущие за варкой супа.

И только ты,

Рыжеволосый брат,

Товарищ мой у взорванного моста;

     Веселым вечером у рыжего костра

     Твои постукивают под курганом кости.

Веселым вечером

Мигнул сестре.

Гудела ночь, звенели звезды.

     Пылать и мне на рыжем на костре,

     Взлететь и мне на раскаленный воздух.

Веселый век,

Высокие дела.

Ревут ветра — ветра не перестанут.

     Спасибо, мать, за то, что родила

     Меня таким сугубым арестантом.

За все привет:

За звонкое в стихах,

За смех, за грусть, за удаль века,

     За все, за все, что создано в мирах.

     Чтоб из меня не вышло «человека».

Евсей Эркин Ветер на войне

(Отрывок из поэмы)

…И закружилась в мятежах

Россия огненного стона.

Всплеснули знойные знамена

У рокового рубежа.

И свист, и гул, и дождь колючий.

Шумит, идет, гремит гроза.

Мерцают впалые глаза,

Шинельные клубятся тучи…

Огонь и пепел от земли,

И дальше громкая погоня.

Лишь звон в новорожденном стоне,

Лишь эхо охает вдали…

А ветер, радостно-мятежный,

И там и тут, и там и тут,

Несется вольный и небрежный,

Кружа обломки на лету.

Кого-то сбил… Унес без спроса…

Вот свищет он в дверную щель;

«Учись, учись, жена матроса,

Качать земную колыбель…»

«Корми дитя и прячь в отрепья, —

Ведь твой соколик весь озяб»…

А на полях — октябрь, октябрь,

И листья — солнечные хлопья.

И. Тришин Не ругайте меня, не браните…

Не ругайте меня, не браните,

Что я вышел нутром неказист;

И как вы, замурован в граните,

Разливаю мятущийся свист.

Эх, шальная, грудная метелица,

Закружила в крови жернова.

Я теперь, как турбинная мельница,