Роузуотер - [37]

Я так до конца и не понял, что это значит, но оно отдавало страданием.

– Лайи сказал, что молится за тебя, – говорит Аминат.

– Но не может навестить, – говорю я, вспоминая цепь.

– Нет. – Она забирается на больничную койку, похрустывая длинными ногами и сбрасывая туфли на пол.

Я двигаюсь в сторону.

Интерлюдия: Задание 2. Роузуотер: 2056

Похороны. Один из первых обычаев, которые меняются в результате появления биокупола, – это похороны. Гробы приходится заваривать намертво, а могилы теперь заполняют цементом, а не землей. И вот почему.

Я живу в убогом сборном доме в месте, которое мы называем Тайво. Оно названо в честь гангстера, у которого есть брат-близнец Кехинде, живущий по другую сторону купола. Они вдрызг разругались и не могут друг друга видеть. Разбили банду надвое и поделили преступность в Пончике. Мое текущее задание – прочитать их обоих и собрать подробную информацию о ключевых криминальных фигурах в конурбации. Я работаю как бы под прикрытием. Ошиваюсь возле них и добываю информацию из мыслей. На дело я обычно с ними не хожу. Проникнув в сознание Тайво, я знаю, что они мне доверяют. Считают чуть поехавшим, но надежным, хоть и бесполезным в драке. Один член банды думает, что я, возможно, гей.

Мы живем как будто в коммуне, в одном большом помещении. Совместное выделение газов порождает доверие. Неправедно нажитое добро лежит, запечатанное, в яме, под замком. Проход туда охраняется собранным в Гуджарате боевым механизмом. Я пытался выводить разговор на бота, чтобы Тайво подумал, где он его добыл. О45 хочет знать. Пока не получается.

Каждый день я записываю все, что узнал, крохотным убористым почерком и сворачиваю в цилиндрик размером со жвачку. Ровно в два ночи я просыпаюсь, чтобы помочиться, как раз когда подлетает один из бесшумных дронов О45. Я помещаю данные в ячейку, и он улетает. Все это время моя голова проводит в ксеносфере, выслеживая наблюдателей. Их нет, и даже боту из Гуджарата снятся электроовцы.

В этот раз дрон не улетает: у него есть что-то для меня. Приказ. Координаты места, куда я должен попасть. Наверное, что-то важное, если они готовы рискнуть моим прикрытием в банде Тайво.

Я пробегаю милю до переулка, в котором спрятал дешевенький багги. Пончик постепенно превращается в настоящий город, хотя по большей части и деревянный. Сталь и бетон появляются, но медленно. Больше он напоминает пограничный городок, немного спартанский, немного анархичный. Скармливаю координаты системе управления и выезжаю на пыльные улицы. Луны нет, и я часто попадаю в колдобины. Я поддерживаю ментальную связь с одним из гангстеров, тревоги пока не было. Ему снится жареная кукуруза и одна из проституток.

Ближе к месту я вижу лучше благодаря Южному ганглию. Он сияет ярче биокупола, могучий, фаллический. Чувствуется остаточный запах тех полудурков, которых убило током. Сюда съехалось еще несколько машин, а вот домов почти нет. Я знаю это место. Здесь мы хороним умерших.

Льющийся свет фар освещает клочок земли. Мой багги не будет участвовать в иллюминации. Останавливаюсь примерно в ярде от ближайшей машины и остаток пути иду пешком. Вижу людей, которые кажутся окутанными ночью и тайной.

– Я Кааро, – говорю я. – Кто главный?

– Ты от О45? Какой-то ты молодой, – говорит одна из теней. – Капрал Ремилекун. Армия.

– Что ж, капрал, не хотите рассказать мне, в чем дело?

– А мысли мои прочитать не можешь? – говорит он. Остальные смеются.

Мои глаза привыкли, и я вижу его лучше. Самодовольный, крупный, мускулистый и вооружен автоматом. Носит берет. Я ненавижу Ремилекуна с первого взгляда. Ненавижу, потому что давно его знаю. Он как раз из таких людей, которые избивали меня в детстве, от которых я убегал. Я так и слышу голос Илери.

Не пользуйтесь своим даром легкомысленно. Вы опасны, с вами шутки плохи. Ваш гнев может сводить людей с ума. Этого нужно избегать. Будьте профессиональны, профессиональны всегда. Но это не значит, что нельзя кого-то проучить, если это тактически необходимо. Что я имею в виду? Если кто-то стоит между вами и вашей задачей, вмажьте ему от всей души.

Я выдыхаю, прощупываю его сознание. Он неспокоен. Сенситивы вызывают у него тревогу, а его я-образ мелок, ничтожен по сравнению с пушкой, которая размером почти такая же, как он. Я его изолирую. Погружаю во тьму, плотнее которой он ничего не видел. Он стреляет, но даже вспышка выстрела теряется в беспощадной черноте.

– На помощь! – кричит он. – Офицеру нужна помощь! Есть тут кто-нибудь?

О, тебе нужна компания, Ремилекун? Будет тебе компания.

Во тьме раскрываются глаза. Большие глаза, маленькие глаза, кошачьи глаза, пустые глаза, желтушные глаза, налитые кровью глаза, светящиеся глаза. Все глаза, которые он вспоминает с ужасом. Ремилекун верещит как коза на бойне, и когда он уже готов обмочиться, я возвращаю его.

Он падает на землю, садится, поджав колени, быстро осматривается и трясется. Его люди неуверенно топчутся вокруг.

– Есть еще кто за главного? – спрашиваю я.

В конце концов, кое-как изобразив уважение, они разъясняют мне проблему. Шум там, где его быть не должно. Стук, треск, скрип, точно из викторианского романа ужасов. Имплантаты некоторых мертвецов, похоже, спонтанно реактивировались, что и привело армейский патруль первым делом на кладбище. У них есть два экскаватора, бронемашина, несколько джипов и десять человек. Девять, если не считать Ремилекуна.