Ростов-папа. История преступности Юга России - [29]

При этом ловкий карманник-ширмач в сутки мог срубить шмеля (вытащить кошелек) на десятки рублей, а говорливые нищий и убогий на бойком месте выклянчивали в сумме по нескольку целковых в день (в праздник и того больше). Стало быть, кроме как с презрением и насмешкой, к такой нищебродной полиции босяки никак относиться не могли.

Апофеозом пренебрежительного отношения ростовцев к своим стражам порядка стал стихийный погром на Новом базаре на Пасху 2 апреля 1879 года, основной жертвой которого оказалась как раз городская полиция.

Интересно, что в советской и партийной литературе это событие нашло отражение как «революционное действо», хотя, кроме как обычным пьяным погромом, эту массовую антиполицейскую истерию назвать нельзя.

Гуру российского марксизма Георгий Плеханов, скрываясь в Ростове от столичных арестов как один из лидеров народнического тайного общества «Черный передел», случайно оказался почти что в гуще событий. По его версии, полицейские на Новом базаре задержали подвыпившего работягу и потащили в околоток. Тот якобы воззвал к публике, прося вмешаться, ибо «изувечат меня в части». За него заступились и потребовали от городовых отпустить хмельного гуляку ради праздника. Полицейские отказались. Тогда разросшаяся толпа принялась бомбить участок камнями, а затем ворвалась в здание.

«Полуживой от страха полицмейстер прятался в Нахичевани, а военные власти Ростова не уверены были даже в том, что им удастся оборонить банк и острог (где сидело несколько политических), — живописал Плеханов. — Разумеется, полетели телеграммы к губернатору, из Новочеркасска двинулись для усмирения казаки, а в Таганроге стала готовиться к выступлению артиллерия. Но пока что город был в руках бунтовщиков… Разбивши одну часть и направляясь к другой, толпа проходила мимо еврейской синагоги. Мальчик кинул камень в ее окно. Его сейчас же остановили. „Не трогай жидов, — сказали ему, — нужно бить не жидов, а полицию…“»

Я приехал в Ростов на другой же день после разнесения частей и видел все его следы. Невозможно представить себе картину более полного опустошения. В зданиях частей выломаны были полы, выбиты стекла с рамами и двери с притолоками, разрушены печи, попорчены дымовые трубы и крыши. И на далекое расстояние мостовая, усеянная обломками мебели, покрыта была, как снегом, мелкими клочками разорванных полицейских бумаг».

Ему вторил уже в советское время один из лучших ростовских краеведов Степан Швецов в своей книге «В старом Ростове»: «В 1879 году городские улицы захлестнул стихийный бунт портовых грузчиков. Услышав об аресте и избиении городовыми своего товарища рабочего, береговые бросились громить полицейские участки. Их разбивали, крушили, ломали. Летели на улицы стекла и оконные рамы, двери и притолоки. Все вокруг, будто белым снегом, было устлано обрывками полицейских бумаг, донесений, протоколов… Попрятались городовые, сбежал в соседнюю Нахичевань и укрылся там полицмейстер. Весь день 2 апреля город был без властей, без полиции. И только присланные донским наказным атаманом из Новочеркасска войска привели все к обычной норме».

Интересно, что уже в новом изложении неизвестно откуда появляются портовые грузчики, которых не заметил Плеханов. И у того и у другого полиция «пряталась».

На самом деле история развивалась несколько иначе — по типу русского бунта, «бессмысленного и беспощадного».

Директор департамента исполнительной полиции МВД Павел Косаговский проводил официальное расследование чрезвычайного для страны происшествия и докладывал министру. В его описании задержавший безымянного скандального гуляку конный урядник Дудусов отволок его в ближайшую 2-ю полицейскую часть, что находилась на соседней к базару улице Дмитриевской, в доме Крахоткина. Толпа в несколько сот человек осадила здание, орала, требовала освободить задержанного. Затем в окна полетели камни. При этом ни бывших на Новобазарной площади пристава Федора Бубликовского, ни его помощника Аксенова никто пальцем не трогал. Прибывший сюда полицмейстер Семен Сербинов и десяток городовых урезонить расходившийся празднующий народ уже не могли. Толпу обуяла разрушительная стихия.

Выломали дверь в полицейский участок, разбили окна, выбросили через них мебель, покрошили все бьющееся, унесли небьющееся, разнесли зерцало — символ административной власти, зачем-то разобрали даже печные трубы. Взломали дверь в кордегардию, выпустив всех находившихся под арестом преступников.

Затея понравилась, и радостная толпа ринулась закреплять начатое на квартиру Сербинова в доме Россолимо на Донской улице и полицейского исправника Таранова. Попутно разгромили квартиры Бубликовского (в доме казачки Болдыревой на Никольской улице), предводителя местного дворянства Аполлона Кривошеина (будущего министра путей сообщения), а также, на всякий случай, 18 публичных домов на Сенной, кабаки и харчевни на Кузнецкой (ныне Пушкинская) и, конечно же, водочный склад купца Когана (дом не тронули — купчина предусмотрительно вынес громилам ведро водки). Интересно, что квартиру пристава 1-й части Нижегородцева тоже обошли стороной, сойдясь во мнении, что он «добренький старичок».