Рост души - [2]

На рассказ "Лазоревый петух моего детства" надо обратить особое внимание - он является для писателя программным.

Рассказ построен на социально-философском осмыслении такого, казалось бы, деревенски-будничного существа, как петух. Но простые, даже элементарные действия этого персонажа таят в себе неожиданные глубины. Вчитываясь в этот рассказ, в его такие непритязательные и в то же время затейливые образы, мы находим новые, важные для нас смысловые оттенки. Улавливаем многозначный смысл ключевой фразы: "Разве мог я тогда понимать, что петухи нашего детства бессмертны".

" - Что ты намерен делать в дальнейшем? - спрашивал лазоревый петух мальчишку, а тот на своем пацаньем уровне простодушно отвечал:

- Не знаю. Стану летчиком.

Петух посмотрел... снисходительно. Шевельнул крыльями, будто плечами пожал.

- Единственное настоящее занятие - находить зерна".

В рассказе "Алфред" старик Улан стыдит мальчишек, разбивающих спелые яблоки о телеграфный столб. Улан достает из яблок семечки и говорит ребятам: "Мы их в землю посадим. Под солнышком они как раз поспеют к тому сроку, когда у вас ребятишки народятся".

Критик И. Мотяшков писал по поводу этих слов погодинского героя: "Семя, зерно - хранитель жизни, ее бессмертный исток! В художественной системе прозы Погодина всякая деятельность лишь в той мере прекрасна, имеет смысл и оправдана, в какой направлена на защиту и творчество жизни"*.

_______________

* М о т я ш о в И г о р ь. К весенней земле (о прозе Радия

Погодина). - В кн.: Погодин Радий. Перейти речку вброд. М., 1979, с.

475 - 476.

Не случайно тяжелораненый солдат-танкист воспринимается Алькой именно в этом ключе: герою вдруг показалось, "что это и не человек вовсе, а глядящее на него зерно, из которого происходит вся жизнь на земле".

Что касается самого образа "лазоревого петуха" - то это символическое утверждение принципиальной совместимости в художественном творчестве реального с чудесным, сказочным.

Разве бывает жизнь без сказки? Она творится в жизни на каждом шагу. Человек часто и не замечает того, что живет в ней. Вот, например, Сенька из повести "Где леший живет". Петух ему: "Ко-ко-ко..." И Сенька петуху: "Ко-ко-ко..." И прекрасно друг друга поймут. "Не лезь, - скажет петух. - Я зерно для своих куриц отыскиваю". - "А я и не лезу, - ответит Сенька. - Я только смотрю. Я тебя обижать не стану". С кем пожелает Сенька, с тем и поговорит. "С теленком - по-теленочьи, со скворцом - по-скворчиному. И по-собачьи мог. И по-букашечьи. Даже шмелей понимал".

Сказка эта совершалась в деревне Малявино без особых помех и очень крупных огорчений, пока не грянула война. И тогда произошло преображение героя. Деревенский мальчишка, воистину словно сказочный персонаж, обретает на наших глазах силу духа и даже мудрость. Это также не противоречит жизненной правде. Только, разумеется, повествование приобретает иную поступь. Сказочность еще глубже уходит в подтекст. Но не покидает сюжета. Прорывается отдельными всполохами. Даже вдруг вырастает до былинных размеров - в образе обыкновенного, дряхлого на вид в мирной жизни старика Савелия, совершающего подвиг и воскрешающего в нашей памяти некрасовского Савелия, богатыря святорусского. И тогда мы начинаем понимать, что осознание основ национальной жизни, осмысление истоков мужества русского человека в лихие годы войны дается Р. П. Погодиным на животрепещущей основе фольклора и традиций русской классической литературы.

К этим традициям, к перекличке с классикой мы еще вернемся.

Сама же война предстает на страницах этой повести, а также других повестей и рассказов Р. П. Погодина правдиво и сурово, как и должно быть в реалистической прозе при изображении тяжелых испытаний, когда гибнут люди.

* * *

Из двух героев повести "Мост" один погибает, другой остается чудом жив.

На фронте чудеса случались нередко. Одно такое чудо произошло с Алькой и сержантом Елескиным, когда мина ударила в круглый диск их ручного пулемета. Огненный смерч пронесся над их головами, осколки пробили кожуха гранат, которые выставил на бруствере Елескин. Но запалы не задело, и гранаты не взорвались. Только тол желтыми струйками потек из пробоин. "Короче говоря - фарт!" - определили видавшие виды фронтовики.

Подфартило и Ваське Егорову. Его сбросило в реку при взрыве моста и наверняка "переломило бы, шлепнув распластанного с такой высоты", но в "тот омут, куда ему нырнуть, нырнула бомба, выметнула кверху водяной столб - на него и упал Егоров Василий и с ним опустился в реку".

Взрывом сбросило в реку и его напарника по охране моста, тоже молоденького солдата - Алексеева Гогу. Но Гога погиб. Васька лишь видел, как "Гога Алексеев летел, раскинув руки крестом, и Ваське казалось вверх...".

Мы с героем не раз будем вспоминать этого принявшего смерть и бессмертие солдата. Именно бессмертие. И не случайно в нашем сознании он будет возникать в образе Икара, чудесного юноши, дерзнувшего достать солнце.

Его не сможет вытеснить из нашей памяти образ другого солдата, тоже Васькиного знакомого, но уже в послевоенной, мирной жизни, - того солдата, который бросился с жуткой высоты вниз, бросился сам и разбился насмерть.