Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу - [90]
В период с 1926 по 1930 год граница гражданства практически во всех отношениях сделалась более прочной и непроницаемой. Иммигрировать или эмигрировать, натурализоваться или денатурализоваться стало гораздо тяжелее. Существовало несколько причин обращения к ограничительной политике: ксенофобия, помешанность на безопасности, идеологический пыл и всепоглощающее желание предотвратить растрату твердой валюты, драгоценных металлов и других ценностей в результате незаконного экспорта[686]. Возраставшее в период нагнетания военной истерии могущество ОГПУ имело своим непосредственным результатом более строгую охрану границ при решении любых вопросов, связанных с гражданством. Например, в одном из архивных дел содержится множество запросов НКВД (организации, не склонной принимать либеральные решения по отдельным случаям) в ОГПУ о том, почему оно наложило вето на индивидуальные ходатайства советских граждан о выдаче иностранных паспортов, и столько же лаконичных ответов вроде «отказано по политическим причинам» или «отказано местным ОГПУ». Чиновники НКВД постоянно жаловались на волокиту в ОГПУ при рассмотрении подобных случаев[687].
Некоторые из старейших законов российской имперской традиции гражданства запрещали иммиграцию иезуитов, раввинов и ряда мусульманских духовных лиц. Декрет от 2 октября 1926 года возродил эти ограничения и расширил их, наложив запрет на въезд любых представителей иностранного духовенства[688]. Закон о консульской деятельности от 8 января того же года дал консулам право лишать гражданства тех лиц, которые не отвечали на их призывы вернуться в Советский Союз для прохождения военной службы или исполнения какого-либо иного требования. Декрет от 31 октября 1924 года наделил суды полномочиями использовать денатурализацию in absentia и изгнание как наказание за уголовные преступления. В конце 1920-х годов эта мера применялась все чаще[689].
Чтобы обеспечить руководящими указаниями консульские учреждения за рубежом, НКИД в декабре 1928 года кодифицировал свои правила, регламентирующие въезд в Советский Союз и выезд из него, как для советских граждан, так и для иностранцев. Новые правила в отношении обоих типов перемещения через границу были значительно строже, особенно для советских граждан, пытавшихся покинуть страну. Одну из более крупных категорий потенциальных реэмигрантов составляли члены семей, желавшие воссоединиться со своими родственниками. Однако правила 1928 года демонстрировали враждебность к воссоединению семей – даже в простом случае родителей и детей, желавших вернуться в Советский Союз, чтобы воссоединиться с ближайшими родственниками (это позволялось, лишь если дети были в возрасте тринадцати лет или младше).
Правила 1928 года также ужесточили ограничения, налагавшиеся на мелких торговцев в приграничных районах. Им позволили перевозить товары через границу лишь в количестве, допустимом для личного пользования (если местное ОГПУ вообще разрешало им переходить границу). Любому мелкому торговцу из приграничного района, заехавшему во внутренние области страны, покинувшему ее не через тот контрольно-пропускной пункт, через который он въезжал, или нарушившему какое-либо из других многочисленных правил, могли запретить переходить границу – на некоторое время или навсегда. На контрольно-пропускных пунктах хранились книги с именами и отпечатками пальцев таких лиц[690].
Инструкции советовали консулам при рассмотрении ходатайств рабочих о выдаче виз для въезда в Советский Союз учитывать, что индустриальной иммиграции в СССР в общепринятом смысле слова не существует. Высший совет народного хозяйства (ВСНХ СССР) старался принимать на работу (как на административно-технические, так и на рабочие должности) советских граждан. В то же время отмечалось, что консулы должны знакомиться с теми циркулярами ВСНХ СССР, где перечислялись ограниченные категории рабочих и особые навыки, в которых промышленность государства нуждалась в каждый конкретный момент. Все предложения услуг и ходатайства об иммиграции следовало оценивать, исходя из этих приоритетов. Что касается аграрной иммиграции, то крестьянам надлежало сначала полностью сформировать коллектив, чтобы их ходатайство хотя бы рассмотрели. Выделение 220 000 десятин (240 000 гектаров) земли для иммигрантов и реэмигрантов было отменено из-за непродуманности (по мнению НКИД) этого начинания и, что еще важнее, из-за потребности советских колхозников в земле (поскольку такая потребность внутри страны по-прежнему была настоятельной)[691]. Соответственно, какой-либо возможности обеспечить иммигрантов землей в плодородных районах больше не было; земля могла быть им предоставлена в ранее не использовавшихся областях Севера, Сибири и Дальнего Востока. Но заселение этих регионов требовало вложений и расходов, на которые правительство было просто неспособно. Поэтому коллективы иммигрантов должны были самофинансироваться и обеспечивать себя орудиями труда. Для этого НКИД требовал, чтобы каждый потенциальный коллектив иммигрантов делал вклад, достаточный для покрытия всех расходов в течение года. Консулам нужна была твердая уверенность, что любые иммигранты подобного рода располагают оборудованием, необходимым на столь непростых для обработки землях. Аграрная иммиграция всех видов на Украину, Кавказ, в Узбекистан и Туркменистан была исключена. Есть свидетельства, что этот запрет применялся не только к новым иммигрантам. Реэмигранты, желавшие воссоединиться с семьями в плодородных районах страны, ставились перед выбором: отправиться в Сибирь или остаться за рубежом. Эти строгие условия уничтожили почти всякую возможность иммиграции. Более того, консулы имели полномочия на месте, не посылая запроса в Москву, отказать любому, подавшему ходатайство. И даже если они его одобряли, отказ мог прийти от нескольких дополнительных инстанций, включая в первую очередь ОГПУ в Москве
