Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу - [37]
После польского восстания 1863 года краеугольным камнем земельной политики стал указ от 10 декабря 1865 года, запретивший лицам «польского происхождения» приобретать землю за пределами городов каким-либо иным путем, кроме наследования[266]. На протяжении десятилетий принятия административных решений постепенно определилось, что именно понимается под «лицами польского происхождения». Определение это опиралось не на католичество и не на место рождения, но скорее на субъективную оценку того, принадлежит ли данный индивид к польской культуре. Чтобы предотвратить неискренние обращения в православие, имевшие целью обойти правила, было решено, что одного только обращения еще недостаточно для снятия с польского католика указанных ограничений. В то же время правительство начало энергичную программу субсидирования «русских» покупателей польских земель, в период с 1866 по 1891 год выдав более 22 миллионов рублей в качестве дисконтных займов[267].
Каково было место иностранных подданных в этой системе ограничительных мер? По иронии истории российский Сенат постановил, что Великие реформы 1860-х годов защищали иностранных подданных от ограничительных законов! Так, одним нечаянным последствием сочетания Великих реформ с кампанией против польского землевладения стал приток иностранных иммигрантов в западные провинции, прежде всего на Волынь. Число иммигрантов быстро росло: с 90 000 человек, владевших 350 000 десятин (380 000 гектар) земли и арендовавших 87 000 десятин (95 000 гектаров), в начале 1880-х годов до более чем 200 000 человек к 1890 году. По большей части они приезжали из Германии, но также из Австро-Венгрии и российской Польши. В 1890 году примерно 72 % проживавших в Российской империи иностранных подданных были немцами, 13 % – чехами, 9 % – поляками, а 5 % – украинцами[268]. Тревога по поводу стратегических и социальных последствий быстрого роста этих иммигрантских аграрных сообществ обострялась из-за все большего недостатка земли во всей империи и непропорционально резкого увеличения количества земель, скупленных немецкими колонистами у славян Западной Украины. Комитет Плеве оправдывал особую политику в отношении этого региона, сопоставляя особенности прусской границы с условиями на остальных границах России: по мнению комитета, то, что в Центральной России или на протяженных и еще не заселенных восточных территориях было бы абсолютно безопасно и позволительно, оказывалось «существенно вредно на нашей западной окраине, на границе с единоплеменными с нашими поселенцами, сильными, первоклассными иностранными государствами»[269].
Российская реакция на немецкие депортации 1884–1886 годов была обусловлена этим историческим контекстом. Декрет от 1 ноября 1886 года (изданный в разгар немецких высылок) позволял губернаторам западных провинций в каждом конкретном случае самостоятельно решать, следует ли разрешить покупку земли в этом регионе. Губернаторы получали возможность отказать полякам-иностранцам (или полякам – российским подданным, прибывшим из Германии) в праве покупать землю. Затем указ от 14 марта 1887 года запретил иностранным подданным покупать, арендовать или каким-то образом получать земельную собственность в Киеве, Подолье и на Волыни; единственным исключением явилось наследование земли[270]. Хотя эти меры были в значительной степени направлены против немецких колонистов, важно помнить и о более широком контексте. Закон этот не являлся просто антинемецким, как его часто изображают. Будь так, сходные ограничения были бы наложены на провинции Южной Украины, где немецкое землевладение представляло еще бóльшую проблему, чем в Киеве, Подолье и на Волыни. То была не только специфически антинемецкая, но общая, нативистская по своей природе мера против иммигрантов, что подтверждается отказом исключить чехов – в остальных случаях пользовавшихся поддержкой – из числа иностранных подданных[271]. Кроме того, это была мера, направленная именно на решение земельного вопроса. Хотя военные и чиновники Министерства внутренних дел несколько раз предлагали ограничить приток иностранцев в города, Министерство финансов эффективно препятствовало такому расширению ограничительных мер – из-за экономического краха, который вызвали бы подобные действия[272]. В то время Министерство финансов было способно проводить собственную политику, предполагавшую селективное обложение импортируемых товаров тарифами при продолжающемся поощрении широкого использования высококвалифицированных иностранных рабочих и управляющих[273].
Принятый закон существенно замедлил иммиграцию иностранных подданных в вышеназванные провинции. Он также спровоцировал рост числа натурализаций, поскольку иммигранты торопились получить гражданство, чтобы избавиться от наложенных на них ограничений (к 1895 году 166 000 из 199 000 «колонистов» на Волыни были российскими подданными)[274]. Волынский губернатор с удивлением обнаружил, что иммиграция в его провинцию продолжается, но теперь туда приезжают не иностранцы, а натурализованные иммигранты из Царства Польского. Все более напряженные отношения с Германией на международной арене и в военной области только прибавляли убедительности доводам военных министров и министров иностранных дел, призывавших к ограничению иммиграции. Результатом стал мартовский указ 1892 года, запретивший «всем иностранным выходцам, в том числе и принявшим русское подданство», селиться в сельской местности на Волыни, близ Киева и в Подолье, а также покупать или арендовать там землю.
