Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу - [22]
Седьмая статья вошла в историю российских процессуальных норм, создав прецедент: появился действующий легальный способ ранее небывалого выражения индивидуальной воли и права выбора в определении подданства населения присоединенных территорий, и один и тот же выбор был предложен как мусульманам, так и христианам, как аджарцам, так и курдам. Равным образом в 1878 году российское Министерство иностранных дел свободно предложило турецким военнопленным натурализоваться – вне зависимости от того, были ли они мусульманами или христианами[138].
Еще один важный для властей момент заключался в том, чтобы избежать ситуации распространения двойного гражданства. Сама 7-я статья привела к длительным дипломатическим переговорам как раз по этому вопросу с Османской империей. В последовавшие десятилетия стало ясно, что многие армяне и греки, будучи османскими подданными, совершили краткие поездки в аннексированные провинции в конце шестимесячного срока, установленного для оптации, получили во время всеобщей натурализации на основании принципа почвы документы, подтверждающие статус российских подданных, и вернулись в Анатолию уже как иностранцы[139]. В последующие десятилетия они пользовались экстратерриториальными правами, дарованными российским подданным капитулировавшим режимом, злоупотребляли ими и часто обращались в российские консульства за дипломатической защитой. Россия последовательно оказывала такую дипломатическую поддержку, но, что интересно, возражения российских либеральных экспертов в области международного права против такого нарушения основных принципов международного закона о гражданстве возымели действие, что привело к расследованиям и денатурализации этих лиц.
Самой серьезной проверке искренность намерений тех жителей трех провинций, которые приняли российское гражданство, подверглась через тридцать шесть лет после присоединения – когда в октябре 1914 года Турция объявила войну России. В течение нескольких недель в конце указанного года турецкие войска частично оккупировали эти три провинции, вновь уступив их России в январе 1915-го[140].
После краткой турецкой оккупации исповедовавшие христианство местные жители и пресса обвинили мусульман в измене. Наместник Илларион Иванович Воронцов-Дашков в январе 1915 года отозвался на это депортацией примерно 6000 российских подданных – мусульман на необитаемый остров Наргин в Каспийском море близ Баку: их обвинили в том, что во время оккупации они сотрудничали с турецкими войсками[141]. В том же месяце Н. Л. Петерсон, советник Воронцова-Дашкова по гражданским вопросам, направил в Совет министров предложение о депортации всего мусульманского населения Карсской области и округа Батум во внутренние районы России и о постоянном лишении этих людей российского гражданства, с тем чтобы в конце войны навсегда изгнать их с территории империи (если не удастся сделать это заранее)[142]. Предложение было решительно поддержано Советом министров, но в конце концов оказалось отклонено. Грузинские депутаты российской Государственной думы быстро мобилизовали оппозицию. Протестующие заявляли, что множество мусульман уже было депортировано и в большинстве своем те, против кого было направлено предложение Петерсона, являлись не турками или курдами, а скорее аджарцами и потому – «грузинами, несмотря на их мусульманскую веру, а значит, верными русским»[143]. В результате этих протестов великий князь Сергей Георгиевич возглавил расследование, приведшее к выводу, что «общих враждебных отношений к войскам или администрации со стороны мусульман-аджарцев безусловно не было»[144]. Министр иностранных дел и министр юстиции также настаивали, что международное право не допускает ни подобной односторонней массовой денатурализации, ни депортации граждан из их собственной страны. Такая позиция определялась одновременно и строгими установлениями международного права, и практическими соображениями, поскольку подобные действия могли подтолкнуть Османскую империю к ответу в конце войны массовой высылкой армян и представителей других народов[145].
Любопытно, однако, что этот случай на Кавказе имел гораздо более благополучный исход, чем ситуация на Дальнем Востоке. На Кавказе процедура оптации эффективно отфильтровала население. Натурализация 1879 года была признана и российским, и международным правом. Это резко контрастирует с произошедшим на Дальнем Востоке. В обоих случаях формальный статус гражданина значил очень много. Турецких подданных трех провинций арестовали и интернировали, тогда как большинство натурализованных мусульман региона, перешедших в российское подданство, было оставлено в покое. Несложно понять, что, если бы всеобщая натурализация не являлась частью этого решения, последовали бы массовое интернирование или массовая насильственная высылка.
