Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу - [21]
Присоединение китайской территории в 1858–1860 годах на действительно далеком и малонаселенном Дальнем Востоке стало исключительным событием. То была единственная крупная аннексия, во время которой населению присоединенных территорий не был тут же присвоен статус российских подданных – вместо этого начался беспрецедентный эксперимент с введением экстратерриториальности. Эксперимент окончился сокрушительной неудачей. Российские власти не могли принять китайские притязания на налоги, службу и верность проживавшего на аннексированных территориях китайского населения. Во время кризиса, случившегося через сорок лет после аннексии, власти выдворили китайское население из страны. Такое решение было принято в рамках широкой административной и общественной кампании за ограничение азиатской иммиграции на Дальнем Востоке (эта кампания описана в третьей главе настоящей книги). В конце концов данный инцидент стал исключением, подтверждающим правила, в соответствии с которыми Россия присоединяла новые территории и присваивала их жителям российское подданство.
Второй случай касается трех провинций, аннексированных в 1878 году (Карсская область, округа Батум и Ардаган), в конце войны с Османской империей. Это также был пример разрыва с российской традицией присвоения подданства после аннексии, но разрыва, оформленного совершенно иначе: была введена формальная процедура, позволявшая отдельным лицам, проживающим на аннексированных территориях, выбирать подданство самостоятельно. Население этих трех регионов отличалось пестротой, и тем не менее здесь выделялись две крупные группы. Во-первых, преимущественно исповедовавшие ислам аджарцы и лазы (оба народа лингвистически близки к основным грузинским языковым группам) – они проживали во всех трех провинциях, но больше всего их было в Батуме[130]. Во-вторых, армяне, которых больше всего было в Карсской области и округе Ардаган и которые составляли значительную часть городского населения этой территории.
Принято считать, что во время войны произошел приток армян на Кавказ с территории Османской империи, а также переселение нескольких тысяч исламских курдов с российской территории в Анатолию, вслед за отступающими войсками. Однако сообщения о передвижениях лазов и аджарцев противоречат друг другу. В авторитетных грузинских и аджарских источниках подчеркивается враждебность населения османскому владычеству и упоминается Аджарское восстание 1875 года как ответ на попытку османских властей принудить аджарцев к службе в армии на Балканах. Мераб Вачнадзе и Аслан Абашидзе утверждают, что отступающая османская армия высылала аджарских крестьян в Османскую империю, тогда как несколько исследователей сообщают о теплом приеме, оказанном грузинской интеллигенцией аджарцам, переселявшимся в Грузию и Российскую империю[131]. Джастин Маккарти и другие ученые, напротив, заявляют, что российский гнет вынудил аджарцев и лазов к переселению в течение трех лет. Британские дипломатические источники сообщают о крайнем недовольстве, демонстрируемом аджарцами и лазами в отношении российского правления – в немалой степени из-за широко распространившихся слухов о возможном насильственном обращении мусульман в христианство и из-за депортации главного муллы Аджарии в Сибирь[132]. Правда находится, скорее всего, где-то посередине между картинами счастливого воссоединения грузин под скипетром дома Романовых, с одной стороны, и тем завоеванием лазов и аджарцев, исповедовавших ислам, которое встретило их отчаянное сопротивление и привело к добровольной массовой эмиграции обоих народов, – с другой.
В любом случае предстояло решить вопрос подданства населения присоединенных территорий трех провинций. Согласно донесениям, когда российская армия и чиновники в августе 1878 года вступили в только что завоеванные области, генерал Дмитрий Иванович Святополк-Мирский собрал беков и старейшин бывшего Лазского санджака в Чурук-Су и просто объявил, «что их страна перешла под власть России и что они, переставая быть подданными Султана, должны быть верными только новому своему отечеству; что во всех нуждах они должны обращаться к своим вновь поставленным русским властям». Он закончил советом «по возвращении домой немедленно приняться за мирную работу»[133]. Однако обычного для аннексий принесения присяги на подданство за этим не последовало. Седьмая статья Константинопольского мирного договора 1879 года окончательно проясняет ситуацию. Она устанавливает шестимесячный срок, в который жители присоединенных территорий могли свободно выбирать страну и подданство; но, выбрав Османскую империю, они должны были продать имущество, отказаться от российского подданства и покинуть отошедшие к России земли. Любой, кто оставался на этих землях в день истечения указанного шестимесячного срока, автоматически считался натурализованным российским подданным (вне зависимости от того, приносил он присягу или нет)[134].
Почему в мирный договор был внесен этот уникальный пункт? Хотя он, несомненно, способствовал отъезду мусульман из региона, его мотивом вовсе не обязательно было дальнейшее разделение мусульман и христиан. Скорее, прослеживается любопытная связь с абстрактными теоретическими спорами, которые в 1860-х годах активно вели российские эксперты в области международного права. Согласно Владимиру Грабарю, влиятельная группа ученых утверждала, что «население – не просто бесправное приложение к территории. Теоретически желательно, чтобы оно выражало свое мнение, согласие или несогласие со сменой власти путем всеобщего голосования или референдума»
