Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу - [12]

Шрифт
Интервал

. Хотя этот указ (да и все правление Петра) не означал такого решительного разрыва с прошлым, как зачастую утверждали исследователи, приход Петра к власти знаменовал несколько серьезных изменений. До Петра иммиграция была разрешена лишь купцам и частным лицам, вступающим на военную или гражданскую службу; сделав этот шаг, они служили царю, пользуясь лишь очень незначительной юридической защитой или правами, так что даже не могли покинуть службу и страну без письменного разрешения самодержца (а такое разрешение не всегда давалось)[62]. Приглашавший купцов, ремесленников и военных манифест 1702 года не только основывался на широко распространенной в XVII веке стратегии предоставления иностранцам концессий и налоговых льгот в целях стимулирования иммиграции, но и отражал бóльшую, чем прежде, решимость держаться этой стратегии[63]. Иммиграционная политика была прагматичной и преследовала специфические цели модернизации. Например, хотя обычно иностранцев побуждали поселиться в России, суля им десятилетнее освобождение от налогов и других обязанностей перед государством, иностранные купцы и предприниматели получали особое тридцатилетнее освобождение в случае, если соглашались поселиться в конкретных, выделенных областях[64]. Двумя самыми значимыми для иностранцев изменениями были новые недвусмысленные гарантии свободы вероисповедания и права покинуть страну[65]. Регламент Мануфактур-коллегии 1723 года даровал иностранным предпринимателям беспрецедентный уровень юридической защиты[66].

Хотя декрет 1702 года и последующая политика петровского правительства постепенно увеличивали значимость границы гражданства, они в то же время кодифицировали и регулировали «сепаратный» подход к определению статуса, прав и обязанностей иностранцев различных категорий и национальностей. Эта схема изучалась и обсуждалась Андреасом Каппелером и другими исследователями в качестве подхода к пониманию процессов имперских завоеваний и экспансии через гибкие способы кооптирования империей местных элит. Такой подход может быть не без успеха применен и к концептуализации иммиграции. Практически каждая группа, вступающая на территорию империи, заключала с царем «сепаратную сделку», создавая специфическую систему своих прав и обязанностей перед законом и российским государством, отличную от обязанностей и прав других царских подданных сходного социального положения. Иными словами, не существовало общего понятия гражданства – были лишь сепаратные сделки по поводу гражданских прав, заключавшиеся с отдельными группами населения.

Почему? Ответ довольно прост. Во-первых, вся законодательная система Российской империи опиралась на понятие групп населения, разделенных на основании закона. Сословная система предполагала как довольно грубое юридическое деление населения на дворян, крестьян, купцов и духовенство, так и более тонкое – соответствующее прихотливым юридическим дистинкциям между разнообразными переходными ступенями и подгруппами, входящими в четыре основных сословия или пребывающими за их пределами. Даже Петр Гуляев, один из первых юристов, использовавших современное понятие «гражданин», не видел противоречия между определением гражданства как «прав и обязанностей, всем сословиям общих» и описанием в своей книге особых прав и обязанностей отдельных сословий в четырех отдельных главах[67].

И законы, и учетные записи о натурализации показывают, что наиболее важным моментом для въезжающего в империю иностранца было не принесение клятвы верности, а причисление к сословию. Каждый иностранец, желавший натурализоваться, должен был «избрать свой род жизни» и получить разрешение жить в соответствии с ним и быть официально причисленным к конкретному сословию. Для аристократов ключевым моментом было получение разрешения присоединиться к местному дворянству. Для купцов – войти в гильдию или торговое товарищество. Иностранные крестьяне и фермеры редко (или и вовсе никогда) вступали в общины российских крестьян. Вместо этого они въезжали группами, оговорив условия своей собственной юридической сделки. Во всех случаях неясно, было ли необходимо присягать царю, да и сама натурализация кажется не столь значимым событием – гораздо важнее было стать частью общественного строя[68].

Подобно тому как проводившаяся Петром Великим политика присвоения российского подданства была частью системы сепаратных сделок, эта парадигма по-разному применялась к уроженцам различных стран. Ключом к разделению иноземцев по национальному признаку часто становились двусторонние торговые договоры, заключенные Россией с другими державами. Принципы, в соответствии с которыми можно было бы выделить наиболее привилегированную нацию, были недостаточно хорошо определены, а потому юридический статус человека мог значительно изменяться в зависимости от страны его происхождения. Более того, хотя прагматические мотивы развития коммерции и экономики обычно выдвигались на передний план, важным фактором могли стать и политические отношения между великими державами. Например, на протяжении большей части XVIII века российские власти были особенно благосклонны к армянам, поскольку это могло поспособствовать развитию торговли в Астрахани и других южных торговых городах, одновременно расширяя область российского влияния. В Астрахани натурализация армян стимулировалась дарованием новым подданным статуса натурализованного иностранца, который позволял им и дальше, после принесения присяги, пользоваться всеми выгодами и налоговыми льготами, которыми обладали иностранцы, избегая, таким образом, главного препятствия, встававшего перед иностранцем, желавшим натурализоваться в Российской империи: того, что иностранцы, становясь гражданами, часто теряли больше привилегий и прав, чем приобретали. Считалось, что, получив присягу на верность от армянской торговой диаспоры, Россия сможет расширить свое влияние на Персию и Османскую империю. Преследуя такие стратегические цели, российские власти старались хранить в тайне эту политику стимулирования иммиграции и натурализации


Еще от автора Эрик Лор
Русский национализм и Российская империя

Книга американского историка Эрика Лора посвящена важнейшему сюжету истории Первой мировой войны в России — притеснительной и карательной политике властей в отношении подданных враждебных государств и, в еще большей степени, тех российских подданных, которые были сочтены неблагонадежными в силу своей национальности или этнического происхождения. Начавшись с временных мер, призванных обеспечить безопасность тыла, эта политика переросла в широкомасштабную кампанию «национализации» империи. Отказ от натурализации иностранцев, конфискация земель и предприятий у целых категорий этнически нерусского населения в пользу «русского элемента», массовые депортации евреев и немецких колонистов, вольное или невольное поощрение стихийного насилия против «инородцев» — все это бумерангом ударило по традиционным основаниям имперского строя.


Рекомендуем почитать
Отечественная война 1812 года глазами современников

В книге собраны воспоминания участников Отечественной войны 1812 года и заграничного похода российской армии, окончившегося торжественным вступлением в Париж в 1814 году. Эти свидетельства, принадлежащие самым разным людям — офицерам и солдатам, священнослужителям и дворянам, купцам и городским обывателям, иностранцам на русской службе, прислуге и крепостным крестьянам, — либо никогда прежде не публиковались, либо, помещенные в периодической печати, оказались вне поля зрения историков. Лишь теперь, спустя двести лет после Отечественной войны 1812 года, они занимают свое место в истории победы русского народа над наполеоновским нашествием.


О времени, пространстве и других вещах. От египетских календарей до квантовой физики

Автор книги рассказывает о появлении первых календарей и о том, как они изменялись, пока не превратились в тот, по которому мы сейчас живем. Вы узнаете много интересного и познавательного о метрических системах, денежных единицах и увлекательных парадоксах физики, химии и математики. Занимательные исторические примеры, иллюстрируя сухие факты, превращаются в яркие рассказы, благодаря живому и образному языку автора.


Этюды о Галилее

Одна из первых монографий Александра Койре «Этюды о Галилее» представляет собой три, по словам самого автора, независимых друг от друга работы, которые тем не менее складываются в единое целое. В их центре – проблема рождения классической науки, становление идей Нового времени, сменивших антично-средневековые представления об устройстве мира и закономерностях физических явлений. Койре, видевший научную, философскую и религиозную мысли в тесной взаимосвязи друг с другом, обращается здесь к сюжетам и персонажам, которые будут находиться в поле внимания философа на протяжении значительной части его творческого пути.


Что память сохранила. Воспоминания

В книге воспоминаний заслуженного деятеля науки РФ, почетного профессора СПбГУ Л. И. Селезнева рассказывается о его довоенном и блокадном детстве, первой любви, дипломатической работе и службе в университете. За кратким повествованием, в котором отражены наиболее яркие страницы личной жизни, ощутимо дыхание целой страны, ее забот при Сталине, Хрущеве, Брежневе… Книга адресована широкому кругу читателей.


История изучения восточных языков в русской императорской армии

Монография впервые в отечественной и зарубежной историографии представляет в системном и обобщенном виде историю изучения восточных языков в русской императорской армии. В работе на основе широкого круга архивных документов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, рассматриваются вопросы эволюции системы военно-востоковедного образования в России, реконструируется история военно-учебных заведений лингвистического профиля, их учебная и научная деятельность. Значительное место в работе отводится деятельности выпускников военно-востоковедных учебных заведений, их вкладу в развитие в России общего и военного востоковедения.


Лето: Секреты выживания растений и животных в сезон изобилия

Как цикады выживают при температуре до +46 °С? Знают ли колибри, пускаясь в путь через воды Мексиканского залива, что им предстоит провести в полете без посадки около 17 часов? Почему ветви некоторых деревьев перестают удлиняться к середине июня, хотя впереди еще почти три месяца лета, но лозы и побеги на пнях продолжают интенсивно расти? Известный американский натуралист Бернд Хайнрих описывает сложные механизмы взаимодействия животных и растений с окружающей средой и различные стратегии их поведения в летний период.


Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана

Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.


Баня в полночь

В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.


«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.


Корпорация самозванцев. Теневая экономика и коррупция в сталинском СССР

В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.