Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - [273]
Рассматривая проблему в международном контексте, Арсеньев считал полезным обратиться к опыту Германии, где идеи национализма были исторически укоренены, а национал-либеральная партия существовала с 1867 года. При этом публицист обращал внимание на различный исторический контекст употребления терминов «национальный» и «национализм»: «В Германии они возникли на почве политического распада, шедшего вразрез с общим происхождением и общим, до известной степени, прошлым; в России они пускаются в ход на почве государственного единства и глубоких племенных различий. Германия стремилась к превращению нации в государство; в России это превращение совершилось несколько веков тому назад, после чего государство, образованное нацией, включило в свой состав множество других, разнородных национальных элементов». По мнению Арсеньева, этим объяснялось коренное различие в характере и развитии националистических стремлений в двух странах: «В Германии их острие было направлено первоначально против внешних врагов, против соседей, считавших для себя выгодным расчленение, т. е. бессилие германского народа; в России оно сразу направилось против „внутренних врагов“, к числу которых были отнесены все нарушающие единообразие и единоцветность громадного целого». Выделяя основные этапы эволюции указанного явления в России («национализм, еще не вполне сознательный, вошел, под именем „народности“, в состав знаменитой трехчленной формулы графа Уварова; смягченный, с легким налетом гуманизма, он стал краеугольным камнем первоначального, подлинного славянофильства; грубым и узким он явился на страницах „Московских ведомостей“, спустился еще ниже у продолжателей Каткова и, наконец, достиг крайней степени падения в среде новейших „истинно-русских людей“»), Арсеньев приходил к выводу о том, что «в Германии национализмом, в первом его фазисе, могли увлечься либералы, не изменяя своему символу веры; он не только не грозил ничьей свободе, ничьему праву, но обещал, в обновленном и сильном государстве, такие личные и общественные гарантии, каких не могли дать десятки слабых и именно потому боязливых государей. В России пропасть между национализмом и либерализмом с самого начала оказалась непереходимой».
Прослеживая логику развития германского национализма, Арсеньев указывал на закономерность в конечном итоге сближения данного явления с аналогичным русским. Он отмечал, что в объединенной Германии, справившейся с внешними врагами, также оказались «враги внутренние» (поляки, после войны 1864 года – жители северного Шлезвига, а вследствие войны 1870–1871 годов – жители Эльзас-Лотарингии). Основную причину изменений в настроении и положении немецких национал-либералов Арсеньев видел в последовательном утверждении в их взглядах «притязаний национализма» над требованиями последовательного и искреннего либерализма. «Если партия этого имени все еще существует, то только по инерции, по привычке; серьезное значение и внутренний смысл она потеряла уже давно. Это позволяет судить о том, насколько желательно – и целесообразно было бы образование национал-либеральной партии, в настоящую минуту у нас в России».
Предвидя опасность поглощения либерализма национализмом, Арсеньев заявлял: «Прежде чем говорить не только о слиянии, но хотя бы о сближении национализма с либерализмом, нужно было бы доказать, что под именем первого разумеется отныне нечто совсем другое, чем прежде. В состав „либеральной“ программы, самой умеренной, неизбежно входят два основные требования: равенство перед законом и свобода, во всех тех формах, в которых ее признает и охраняет правовое государство. Национализм, как боевой принцип, как партийное знамя, отрицает и то, и другое, обусловливая полноту прав принадлежностью к господствующей нации… и следовательно, ограничивая свободу передвижения, свободу избрания места жительства и занятий, свободу преподавания и учения. „Национально-либеральной“ программы мы поэтому еще не видали и, без сомнения, не увидим, пока национализм сохраняет у нас свои типичные черты. <…> Национал-либералы, если им суждено появиться на нашей почве, будут столь же мало либералами, как и нынешние одноименники их в Германии», – приходил к заключению Арсеньев. Для него самого воплощением искомого синтеза национальных и либеральных начал являлся И.С. Тургенев, показавший «всей своей жизнью и всеми своими трудами, что можно быть русским, всецело русским по сердцу и по духу и вместе с тем европейцем в самом полном и широком смысле этого слова».
Не приемля идею образования национал-либеральной партии, Арсеньев определял как «просветы в будущее» иные формы консолидации общественности, кристаллизовавшиеся под влиянием войны. По его словам, «поистине блестящими» были результаты широкой работы Земского и Городского союзов на фронте и в тылу. «На почве общей опасности зародились условия внутреннего мира и единения во имя общего блага», – комментировал он образование в августе 1915 года Прогрессивного блока.
