Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - [265]

В 1884 году, полемизируя с аксаковской «Русью», известной своей славянофильской «тенденцией», Арсеньев заявлял по поводу мнения этой газеты о сотрудниках журнала Стасюлевича как «легитимистах буржуазного общеевропейского либерализма»: «Пусть нам укажут в нашем ли журнале, в тех ли сферах, которые признаются к нему близкими, признаки тех тенденций, которыми характеризуется общеевропейский буржуазный либерализм. Пусть нам укажут статьи или речи, направленные в защиту имущественного ценза, неограниченных прав капитала или поземельной собственности, безусловного невмешательства власти в экономические вопросы, покровительства меньшинству в сфере земледелия или фабричного производства, в сфере финансовой, в сфере местного самоуправления. Стоять за Крестьянский поземельный банк, за налог на наследство, за дополнительное обложение крупной промышленности и торговли, за скорейшее введение прогрессивного подоходного налога, за радикальную реформу фабричного законодательства в смысле возможно большей охраны рабочих, за такое устройство местного самоуправления, которое не делало бы его монополией одного класса и не отдавало бы его в распоряжение „властной“ помещичьей руки, за право законодательной власти… установлять, в видах общественной пользы, ограничения частной собственности, – значит ли это быть „легитимистом общеевропейского буржуазного либерализма“?»

Показательна позиция публициста по отношению к еще одному больному вопросу русской жизни – свободе религиозных убеждений. Наиболее полное выражение взгляды Арсеньева в этой области нашли в сборнике его статей «Свобода и веротерпимость» (1905). Эта книга имеет важное значение и для определения места Арсеньева и его соратников – либералов-центристов в системе координат «западники – славянофилы». Приведем суждение А.Ф. Кони на этот счет: «В своей защите свободы совести К.К. Арсеньев – убежденный и „неисправимый“ западник – явился союзником старых славянофилов, лучшие из которых находили, что „истинная церковь гнушается принужденного единства или вынужденного послушания, ибо в деле веры такое единство есть ложь, а такое послушание – есть смерть“ (Хомяков), что „церковь немыслима вне свободной совести, свободно восприявшей свет любви и свободно приведенной в свободный плен истины и любви“ (Конст. Аксаков) – и утверждали, что „костер мученика – торжество веры; крестовый поход – ее могила“ (Хомяков). Но голос корифеев славянофильства не проникал в широкие круги общества и звучал лишь для немногих, – статьи же „Внутреннего обозрения“, из которых составился сборник К.К. Арсеньева, постоянно обращали внимание именно этих кругов на постыдную язву в нашем внутреннем организме и тревожно, время от времени, пробуждали его вновь. Одна эта сторона деятельности его, поддерживавшая „свет, светящий во тьме“, даже если бы последняя не заключала в себе никаких других видов служения нравственному развитию общества, заслуживала бы особого признания и уважения». Солидарен с мнением Кони был В.М. Гессен, заявлявший, что «блестящие страницы, написанные Арсеньевым в защиту свободы совести и печати, роднят его с благородными тенями прошлого, с Мильтоном и Миллем, Б. Констаном и Токвилем».

«Свобода печати, свобода совести и личная неприкосновенность: вот три блага, потребность в которых чувствуется все больше и больше, по мере того, как растет вширь и глубь с одной стороны уважение к человеку, к его достоинству, к его праву на самостоятельную мысль, с другой – сознание солидарности между гражданами. Свобода печати играет такую же роль в общественной жизни, как свет – в жизни органического мира. Нарушая обманчивую тишину, приподнимая завесу, отделяя правду от лжи, реальное от кажущегося, проникая во все концы страны и во все сферы деятельности, она является незаменимым двигателем прогресса, неоценимой охраной всякого права, всякой другой свободы», – так сам Арсеньев определял главную мысль своего сборника статей «Законодательство о печати» (1903), который представлял собой, по словам Кони, «систематический обзор положения печати, мер к ее „обузданию“ и законов о ней за 48 лет, считая с 1855 г.». Убежденный в недопустимости административного произвола по отношению к печати, Арсеньев в 1895 году, в числе 78 литераторов, подписал петицию императору Николаю II с просьбой о пересмотре законов о печати. Приложением к документу стала «Записка о пересмотре законов о печати», авторами которой, наряду с Арсеньевым, были Стасюлевич, Спасович и др.

Далекий от утопизма крайних политических течений, Арсеньев никогда не сходил с «реальной почвы ощутимого и возможного». Вместе с тем, по словам В.М. Гессена, он менее, чем кто-либо, заслужил упрек «в излишней умеренности», поскольку сквозными темами его публицистики всегда были «больные и проклятые» русской жизни, так и оставшиеся не решенными к 1917 году. Наглядным доказательством этого являлся сборник статей Арсеньева, написанных «за четверть века», с 1871 по 1894 год, вышедший в свет в 1915 году. Вдохновленный успехом книги у читателей, автор весной 1917 года обдумывал план еще одного подобного издания.