Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - [229]

Судя по всему, никакого удовлетворения новая деятельность ему не принесла, что неудивительно: дворянские органы при Николае I пребывали в беспробудном летаргическом сне, располагаясь где-то на задворках административно-бюрократической системы. Но хотя предводительский опыт Васильчикова трудно было назвать бесценным, он, несомненно, был очень важен для превращения столичного аристократа в человека, не понаслышке судящего о проблемах российской провинции.

Смерть Николая I и восшествие на престол его преемника, будущего царя-освободителя, застали Васильчикова в Ковенской губернии в рядах ополчения (шла Крымская война). Зная последующую биографию князя, трудно объяснить, почему он не принял более активного участия в подготовке крестьянской реформы, которой горячо сочувствовал. Видимо, для немногочисленной и сплоченной группировки реформаторов, центральными фигурами которой стали, с одной стороны, представители либерально-бюрократической элиты (Н.А. Милютин, Я.А. Соловьев), а с другой – славянофилы (Ю.Ф. Самарин, князь В.А. Черкасский), он не стал еще вполне «своим». Как бы то ни было, в 1861 году он занимает должность члена Новгородского губернского по крестьянским делам присутствия, т. е. оказывается в первых рядах тех, кто взял на себя нелегкое бремя реализации реформы. Присутствия являлись губернской инстанцией, контролировавшей действия мировых посредников и решавшей наиболее сложные споры помещиков и их бывших крепостных. В России, где всегда особенно много зависело от того, как претворяются в жизнь принятые законы, роль крестьянских учреждений была огромной. В первые годы после освобождения крестьян в числе их сотрудников оказались, по почти всеобщему признанию, лучшие представители поместного дворянства. Их задача была тем более сложной, что в среде собратьев по сословию они (если только не занимали откровенно продворянской позиции) неизбежно приобретали репутацию «красных», «ненавистников дворянства» и т. п.

Необходимость постоянного нравственного выбора, конечно, была тяжела; предполагала она и выбор политический. Чем в новых условиях должно стать дворянство? Сословием землевладельцев, открытым для пополнения из других классов общества, замкнутой корпорацией, оберегающей свои ряды от проникновения чуждых элементов, основой для создания цензовой общественности, которой следует передать политические права? А может быть, оно должно раствориться в народной массе?

Точка зрения Васильчикова была сформулирована им в письме к известному эмигранту князю П.В. Долгорукову: «Надо следовать примеру английской аристократии, которая, однажды убедясь в народном мнении, старается не только согласиться, но даже и опередить его требование. Поэтому я и думаю, что надо принять программу широкую, весьма либеральную, которая бы обезоружила противников с любой стороны». Это кредо в общем виде разделяли с Александром Илларионовичем очень многие представители «передового» дворянства. Вопрос, однако, заключался в том, что именно следует вкладывать в понятие «либеральная программа».

Васильчиков присоединился к голосу тех противников немедленного ограничения самодержавия, которые полагали, что «в стране, где подавляющее большинство населения не имеет понятия о политических правах, народное представительство было бы только театральным представлением», к тому же исполняемым исключительно в интересах высших классов. Подобная точка зрения была одновременно и руководством к действию. Подобно Николаю Милютину и Юрию Самарину, князь считал, что необходима длительная подготовка к политической свободе, которая может и должна проходить в рамках народной школы и местного самоуправления.

I января 1864 года было принято Положение о земских учреждениях, а уже в следующем году князь Васильчиков был избран гласным Старорусского уездного и Новгородского губернского земских собраний первого созыва. Однако деятельность земств, как и следовало ожидать, с самого начала оказалась осложненной взаимоотношениями новых учреждений с администрацией. Дух противостояния, как правило, преобладал над идеей сотрудничества. Губернаторы и Министерство внутренних дел относились к органам самоуправления с нескрываемым подозрением, отчасти обоснованным: русское общество бурлило, долго подавлявшаяся жажда деятельности, нетерпение и раздражение выплескивались наружу и земские собрания действительно очень часто, забывая о своих прямых обязанностях, превращались в своеобразные политические клубы. Всего через пару лет после их открытия правительство уже начало обсуждать возможные меры по «умиротворению» оппозиционных учреждений. В этом противостоянии позиция Васильчикова была совершенно определенной. Министр внутренних дел П.А. Валуев (в былые времена собрат Васильчикова по «кружку шестнадцати») неоднократно предлагал ему пост губернатора в нескольких губерниях (на выбор), но неизменно получал отказ.

Маятник внутриполитического курса окончательно качнулся в сторону реакции после 4 апреля 1866 года (день покушения Каракозова на императора). В Петербурге все громче раздавались голоса о необходимости «охранительной», консервативной политики. Но ведь и в эти понятия мог вкладываться совершенно разный смысл. Существовал выбор: ограничиться усилением административной власти, благо, что такой путь был вполне привычным, или попытаться реализовать программу, подразумевавшую усиление роли поместного дворянства в земствах и крестьянских учреждениях, разрушение общины, а в конечном счете – предоставление дворянству политических прав, словом, осуществить тот комплекс идей, активным сторонником которых были граф В.П. Орлов-Давыдов и его единомышленники.