Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - [158]

Впрочем, богател Кошелев не только откупами: его программа «агрономической революции» неуклонно выполнялась. Если при покупке Песочни он вообще не обнаружил господской запашки, то после расчистки бросовых земель в сельхозоборот были введены 1300 десятин пашни, и эта площадь в дальнейшем все увеличивалась. На него работали около 5500 крепостных. В Песочне Кошелев очень жестко регламентировал крестьянские повинности, установив для большинства крепостных трехдневную барщину, а для оброчных – сумму в двадцать пять рублей серебром с тягла (в среднем по губернии было меньше двадцати рублей). 3607 десятин лесных угодий, которые крестьяне считали своими (нередко они возили лес на продажу в город), Кошелев велел окопать рвом и отпускал их только за деньги или натуральные повинности. Те же порядки действовали и в отношении пастбищ. За порубку леса и потраву лугов налагались штрафы или чувствительные наказания.

Кошелев постоянно мучился вопросом: «Как противодействовать русской лени?» – ив начале 1830-х годов даже хотел создать для этого особое общество. Он всегда подозревал в лености своих крепостных. Будучи человеком деятельным и неутомимым, он готов был требовать этого от других со всей возможной жесткостью.

В Песочне, кроме винокуренного, строятся маслосыродельный, крахмально-паточный и сахарный заводы, мастерские по ремонту сельскохозяйственного инвентаря, кожевенный цех, две мельницы, кирпичный завод. Развивается племенное животноводство (1000 голов крупного рогатого скота, из них 300 – дойных коров). Для улучшения породы выписывали холмогорских, английских, голландских и тирольских быков. В результате возникла проблема с кормами, потребовались новые посевные площади, культура травосеяния, специальные машины. Кошелев все чаще выезжает за границу, знакомится с передовой агрономией и уборочной техникой. С середины 1840-х годов он ежегодно посещает сельскохозяйственные выставки в Генте (Бельгия), о которых с восхищением рассказывает на заседаниях Московского и Лебедянского обществ сельского хозяйства. Во время посещения в 1851 году Всемирной выставки в Лондоне Кошелев познакомился с герцогами Бедфордом и Нортумберлендом и побывал в их владениях, где более всего интересовался хозяйствами фермеров, арендующих у них землю. По возвращении в Россию он приглашает членов Московского и Лебедянского обществ сельского хозяйства на съезды в Песочню. Там он впервые в России демонстрировал купленные в Лондоне жатку Мак-Кормика и плуг Смаля, сеялку и пропашник Гаррета, конные грабли Смита, молотилку Голмеса, зернодробилку и соломорезку Баррета. В конце 1840-х – начале 1850-х годов Кошелев опубликовал десятки статей об использовании сельскохозяйственных машин в «Трудах императорского Вольного экономического общества», «Земледельческой газете» и других изданиях.

Рассказывая о зарубежном опыте, Кошелев не пренебрегал и отечественными изобретениями: увидев на испытаниях, что жатка Мак-Кормика уступает аналогичному агрегату М.П. Петровского, он выделил последнему значительную сумму денег на продолжение работ, купил ему мастерскую, живо интересовался ходом дела и сам участвовал в усовершенствовании машины. В 1856 году крепостной Кошелева Т. Хохлов, служивший управляющим мельницей в деревне Смыково, вместе с сапожковским кузнецом И. Казаковым усовершенствовал конную молотилку Эккерта с «барретовским» приводом, сделав стационарную машину переносной. «Смыковка» – так назвали новую модель – быстро нашла спрос среди землевладельцев, заказы стали поступать даже из других губерний. Предприимчивые крестьяне скоро организовали собственное дело по производству сельхозмашин.

Планы Кошелева вполне реализовались. Он стал крупнейшим рязанским помещиком-предпринимателем, нажил огромный капитал, создал одно из лучших в России многоотраслевых хозяйств. В 1847–1857 годах он был официальным поставщиком хлеба в казну для нужд армии и флота. Его заслуги в развитии сельского хозяйства в 1852 году были отмечены золотыми медалями Московского и Лебедянского обществ, а авторитет среди местных помещиков уступал разве что его богатству; в 1840 году его избрали сапожковским уездным предводителем дворянства.

Давняя дружба Кошелева с А.С. Хомяковым, братьями Киреевскими и другими участниками кружка славянофилов не прерывалась даже в годы его службы за рубежом. В летние месяцы в песочинское имение часто наведывались также Ю.Ф. Самарин и В.А. Черкасский, ставшие членами Лебедянского общества. Зимой, когда Кошелев жил в Москве, его гостеприимный дом был распахнут не только для любителей практической агрономии, но и для всех, интересующихся вопросом о путях развития России. Следуя тогдашней моде, он устраивал приемы – кошелевский салон по средам был полон. Обедать и ужинать к нему почти ежедневно были званы И.С. Аксаков и Т.Н. Грановский, А.С. Хомяков и С.М. Соловьев, И.В. Киреевский и К.Д. Кавелин. Именно на кошелевских «средах» за большим обеденным столом происходили знаменитые словесные баталии славянофилов и западников. Соловьеву, молодому профессору Московского университета, которого Кошелев упрямо усаживал в середине стола, между Грановским и Аксаковым, хозяин дома казался «горланом»; он – завзятый славянофил – был нарочито нейтрален, пытался примирять оппонентов, потчуя их разносолами. Соловьев увидел перед собой старо-московского барина, а не аристократичного дипломата школы Нессельроде. В одном он был прав: Кошелеву был интересен не схоластический, а прикладной аспект славянофильства, абстрактное философствование его совсем не занимало.