Российский либерализм: идеи и люди - [539]

Бахметев более спокойно относился к периоду «хищнического капитализма», считая его неизбежным: «Впереди – огромные возможности. Но если мы не дерзнем и снова окажемся позади, то поле останется безраздельно за большевиками. Что же дальше? Троглодитный период? Я думаю, что при всяких обстоятельствах в результате придут Колупаевы и Разуваевы и что их-то правительство и будет началом прочного благосостояния и процветания» (23 марта 1922 года).

Несомненно, что на Бахметева заметное влияние оказала американская система ценностей и американский образ жизни; точнее, несколько идеализированные представления о нем. Обозначив в одном из писем искомую Новую Россию как Россию буржуазную, а ее новую идеологию как буржуазное самосознание, Бахметев подчеркнул, что имеет в виду американский вариант капитализма. Бахметев ссылался на разговоры с Гербертом Гувером, будущим президентом США, который как-то раз сказал ему, что капитализм европейский и американский – две совершенно различные вещи, что в Америке нет того капитализма, который описан Марксом, и что если в основе капитализма европейского лежит идея эксплуатации, то в основе американского – идея «equal opportunities», равных возможностей.

Отсутствие жестких социальных перегородок внутри общества, возможность перемещения «по вертикали» придают обществу стабильность. На человека, достигшего успеха, смотрят не с завистью, а с одобрением. Отсюда отсутствие классовой ненависти, породившей социализм. По наблюдениям Бахметева, в американском обществе «господствующим стимулом является соревнование. Основной тон жизни – стремление „to climb“ – восходить. Побуждение к подобному восхождению называется „ambition“; люди ценятся по тому, имеют ли они ambition или нет. Государство как таковое есть собственность народа, есть коллективный организм, охраняющий его свободу и „равенство возможностей“. В своей государственности американцы видят установление, охраняющее эту свободу, и потому господствующей психологией является не нигилизм, а лояльность государственному строю, преданность и готовность защищать установления, представляющие каждому стремиться и получать плоды своих стремлений».

Наблюдения над американской жизнью привели Бахметева к выводу, что возможен «прочный политический и социальный строй, основанный на действительном народовластии, и что власть народа не противоречит прочному консервативному социальному укладу» (23 марта 1922 года).

Записка, в которой были изложены основные положения новой идеологии, была составлена Бахметевым в сентябре 1922 года. Там он писал, что Россия уже «изжила остатки социалистической идеологии» и идея частной собственности будет лежать в основе будущего экономического строя. «Рыночные» идеи будут «не только отрицать коммунизм; они вызовут реакцию вообще против претензии государства руководить экономической жизнью». Народоправство придет не в результате победы одной власти над другой, а как результат «народного упорства в самостоятельном отстаивании своими силами своих непосредственных интересов и нужд»: «Народоправство поэтому будет впредь не привлекательной формулой политического идеала, а реальным фактором жизни, вне которого не будут мыслиться нормальные отношения населения ни к власти, ни к политическим партиям и вождям». Идея народоправства будет сочетаться с глубокой демократизацией страны, и принцип демократического равенства станет одновременно «фактом жизни и постулатом народного сознания».

«Децентрализация, – считал Бахметев, – всегда сопутствует самоуправлению». В самоуправлении же – ключ к возрождению России: «Нормальная жизнь будет строиться снизу силами самого населения». Однако децентрализация может создать угрозу единству России и привести к ее расчленению. Противоядием этому должно стать чувство патриотизма, которое «будет слагаться из многих и эмоциональных и материальных факторов». К «эмоциональным факторам» Бахметев относил реакцию на интернационалистские увлечения, гордость за страну, которая оказалась в тяжелейшем положении, но все-таки из него выкарабкалась, и даже «раздражение против иностранцев, которые не поддержали Россию, забыли про жертвы, которые она принесла на общее дело». Хотя последнее, предостерегал он, может принять форму «нежелательной ксенофобии».

Что же касается «материальных факторов» нового патриотического сознания, то они очевидны: «Когда за падением большевистской олигархии управление России станет делом ее населения, когда начнется ее выздоровление и оживление, экономическая зависимость частей России друг от друга, очевидная польза для каждой от тесного общения между собой, сознание выгоды, которая достанется на долю каждой от воссоединения их в великую державу, при полной безопасности от взаимного притеснения, воскресит и осмыслит патриотизм единой великой России».

К сожалению, эта «Записка», составляющая целый этап в развитии российского либерализма и демократизма, так и осталась в бумагах Б. А. Бахметева.

Бахметев и Маклаков пристально следили за происходящим в России; они сразу же и совершенно точно определили значение тех процессов, которые начались в стране в конце 1927 – начале 1928 года, то есть кризиса нэпа и наступления советской власти на крестьянство. Бахметев, отмечая, что нэп себя изжил, сделал вывод, что суть происходящего коренится в политике, а не в экономике: установив господство «в главнейших областях народного хозяйства», «диктаторская власть не может чувствовать себя прочно и спокойно, поскольку главная отрасль хозяйственной жизни страны – земледелие – зависит в конечном счете от доброй воли многих миллионов индивидуальных крестьянских хозяев». Бахметев справедливо указал на «кризис хлебозаготовок» 1927 года как на исходный толчок к началу наступления на крестьянство.