Российская разведка XVIII столетия. Тайны галантного века - [8]

Если бы его поведение ограничивалось только этим, то можно было бы не придавать его выходкам большого значения, особенно в те годы, когда Россия была заинтересована в мире с Турцией. Капризы Мустафы-аги выражались еще и в том, что он не желал писать письма своему повелителю — султану. В Турции это было расценено не как странность Мустафы, а как контрразведывательная мера русских. «Все не так просто», — считали турки у себя дома. Посол стал, мол, жертвой принудительных мер русской полиции, русские, скорее всего, не позволяют послу писать в Турцию. Из Константинополя понеслись требования, чтобы Мустафу скорее отпустили. А он-то вовсе не торопился!

Наконец, его удалось выпроводить из России. Причем Толстому послали доказательства его безобразного поведения в России. Случай этот сам по себе не такой уж значительный в дипломатической истории тех времен, однако расценивался тогда как весьма неприятный: Россия находилась в довольно натянутых отношениях с Турцией. Турки требовали удаления русского флота из бассейна Азовского моря, разрушения крепостей Таганрог и Каменный Затон, прекращения строительства флота.

Положение было столь напряженным, что в декабре 1704 года Толстому были направлены «статьи», по которым выражалось согласие в крайнем случае на разрушение крепостей и продажу части флота. И вот в это самое время возвратился в Турцию Мустафа. Всеми средствами требовалось нейтрализовать его вредное влияние на российско-турецкие отношения и не допустить разрыва, а тем более войны с Турцией.

За это снова пришлось взяться Петру Андреевичу. Каков он оказался в этом деле, видно из следующего письма.

27 апреля 1706 года он доносит, что Мустафа-ага благодаря его — Толстого — «стараниям» разорен, арестован и заключен в темницу в Адрианополе. Толстой на этом не успокаивается: «Обаче еще домогаюсь, чтоб ево лишили жизни, понеже не достоин жить на свете за злое свое дело»^{13}.

Наряду с дипломатическо-разведывательной деятельностью Толстой осуществлял и немалую контрразведывательную работу. Турки разворачивали большую разведывательную работу в России и использовали для этой цели главным образом татар, которые проникали из Крыма, Кубани, Прикаспия в южнорусские области; нередко они засылали агентуру в Россию и из числа христиан из их дунайских владений, особенно из греков.

Константинопольская резидентура не могла освещать деятельность крымских татар, но благодаря хорошо поставленной контрразведывательной работе под руководством П.Л. Толстого ей удавалось сигнализировать русскому правительству об агентурных мероприятиях турецкой разведки. Так, в апреле 1703 года в директиве Петра Федору Матвеевичу Апраксину говорилось, что «Толстой уже в трех письмах подтверждает, что, конечно, шпионы не одни посланы на Воронеж и в Азов. Извольте гораздо смотреть того; обо всем извольте учинить, как Господь Бог вас заставит. И извольте дать о том ведомость Ивану Толстому[3], чтоб был також в великой осторожности… Зело берегитеся шпионов на Воронеже; а на Донское устье можно никого приезжава не пускать, кроме своих матросов, ни крестьян, ни черкас»^{14}.

В 1706 году Петр Андреевич разработал новый план вовлечения Турции в войну с цесарем. На сей раз он предложил вступить в переговоры с французским послом, пожаловаться ему на необоснованное недоверие к нему турецких властей и попросить француза выступить в роли посредника между Россией и Турцией. Расчет строился на том, что Франция, заинтересованная сама во вступлении турок в войну против Австрии, поддержит всякий план, гарантирующий спокойный тыл туркам со стороны России.

П.А. Толстой продумал всю комбинацию. Предвидел он и возможность провала, если посол вдруг разгласит сведения о таких предложениях России.

«А если бы французский посол и захотел кому-нибудь об этом заявить, — пишет Толстой, — хотя бы самому Цесарю, — не поверяет, зная, что он этого желает и потому затевает из своей головы».

Однако из комбинации ничего не вышло, так как до начала переговоров французский посол открыл кампанию против России и по предложению своего правительства выступил вместе с крымским ханом за новую войну с Россией.

Французский посол «копал» и лично под самого Толстого. В своих письмах к султану он раскрывал его работу, разрабатываемые замыслы, указывал на его связи с единоверцами и разведывательную деятельность.

И все же в этой борьбе русской и французской дипломатических разведок победил Толстой: султан не только не согласился на татарский поход и военную помощь польским сторонникам Лещинского, но принял меры против крымского хана Казы-Гирея, сместив его. Эта победа была достигнута Толстым благодаря тому, что он поставил дело осведомления на должную высоту. Он имел осведомителей среди поляков, французов и не жалел средств на подкуп. Вот тогда-то пошли в ход залежавшиеся соболи. Муфтий получил от Толстого «два сорока соболей». Рейс-Эфенди — сорок соболей, а визирь тоже не остался в обиде. Толстой сообщает, что визирь задавил двух самых умных пашей. Это Толстому так понравилось, что он по этому поводу восклицает: «Дай Вышний, чтоб и остальные все передавились».