Россия земная и небесная. Самое длинное десятилетие - [37]

Но ведь именно такие психологические установки индивидуумов толкают вперед коллективный паровоз западной цивилизации. Эти установки вырабатывались у европейцев веками, по крайней мере с XVI столетия, когда размер состояния стали считать показателем веры и благочестия, что Кальвин возвел даже в религиозный догмат. Почитайте Диккенса (любой из его романов), и вы увидите, как мягко, но настойчиво западная культура внедряла в сознание людей культ богатства, каким окружала его романтическим ореолом, чтобы деньги легче было водрузить на высшую ступеньку в иерархии человеческих ценностей. Четыре века ушло на то, чтобы главным мотивом поведения людей сделать корысть, и только после этого в Европе и Америке к власти пришла подлинная олигархия, зная, что теперь с помощью «зелененьких» она может вить из всех веревки. А из нас их никакими долларами не совьешь, в нашей ценностной шкале есть вещи, которые стоят выше любых денег, а значит наши поступки в серьезных ситуациях всегда будут определяться не материальной заинтересованностью, а этими вещами.

В «Войне и мире» есть замечательное описание чувств Наполеона в день Бородинского сражения. «И сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорывания линии, и атака кавалерии “железных людей”, – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, необходимости подкреплений». И дальше: «Рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели охватывает беспомощного человека». Не то ли самое должна испытывать нынешняя наша власть, у которой все, со всех сторон, от шахтеров и судоремонтников до металлургов и конструкторов космических аппаратов, просят, умоляют и требуют дотаций, но все дотации, которые власть с таким трудом выделяет, уходят как в бездонную бочку?

Наполеон не сумел победить под Бородином не потому, что действовал там хуже, чем под Иеной и Ауэрштадтом, а потому, что ему теперь противостояли не пруссаки, а русские. Экономические воздействия, которыми наша власть пытается принудить граждан делать то, что необходимо для нормального функционирования государства, не дают эффекта не потому, что они хуже тех, которые успешно употребляются на Западе, а потому, что на Западе одни люди, а у нас другие. А раз они не дают эффекта, значит власть не имеет силы, а это и есть кризис власти. Наша беда состоит в том, что в коробку передач российского автомобиля кремлевские умники, начиная от авторов «пятисот дней» и кончая Чубайсом, ставят заграничные шестеренки, поэтому не происходит зацепления зубьев, и наша машина не трогается с места.

Такое положение не может длиться бесконечно. Если Россия как-то еще держится, то только на терпении своего народа, но оно приближается к своему пределу. Очень скоро должна наступить развязка. Какой она будет?

Выйти из Третьего Безвластия мы можем только туда, куда выходили из Первого (Смутное время начала XVII века) и Второго (1917–1922): а именно в сильную единоличную власть. Ее ждет сегодня весь наш народ, и то, что на выборах в Думу многие голосовали за коммунистов, объясняется вовсе не желанием снова строить «светлое будущее», а воспоминанием, что «при Сталине был порядок». Но и те, кто у нас наверху, тоже начинают понимать, что игры в рынок и Запад надо кончать и устанавливать обычную, понятную каждому русскому человеку волевую власть. Спасти нас может только железная рука бесспорного лидера, и как только такой лидер выйдет на сцену, народ не колеблясь предоставит ему неограниченную свободу действий. Кто же это будет? И как мы станем его называть – вождем или царем?

Здесь мы вступаем в область гаданий, но не надо этого бояться. Ведь мы для того и начинали наш разговор, чтобы закончить его каким-то наиболее обоснованным прогнозом. Его очень трудно дать.

Но в целом дело ясное. До монархии мы пока не доросли, вначале у нас будет вождь. Но если процесс возвращения нашего народа к православной вере будет продолжаться, в какой-то момент вождь будет помазан на царство, и тогда Россия вернется к естественной для себя форме политического существования. Когда это произойдет, знает один Бог.

Философия патриотизма

Слово «патриотизм» звучит сегодня повсюду, выходит на одно из первых мест по частоте употребления. И в то же время вряд ли есть в нашем языке понятие более туманное, чем это. Составители словарей, конечно, так не считают, они вообще никогда не сомневаются в точности своих определений, но в данном случае их определение есть объяснение темного через еще более темное. В словарях сказано «патриотизм есть любовь к Родине». Но чтобы эта фраза была понятной, надо понять, что такое здесь «любовь» и как трактовать слово «Родина». Ясно, что это не та любовь, которая привязывает Ромео к Джульетте или гастронома к вкусной пище, это особая форма любовного чувства. Какая же? Чем эта любовь отличается от любви к собакам или к хорошим автомобилям? Разъяснений не дается. Та же неопределенность имеется и в отношении «Родины». Что это – двор, в котором я вырос, родной город, моя губерния или вся территория государства, гражданином которого я являюсь? А если государство состоит из двух частей, разных по языку и культуре, как Бельгия, или вообще многонационально, как Россия? Является ли для бельгийца-валлона родиной Фламандия или для москвича – Алтай? Словарь молчит.