Россия земная и небесная. Самое длинное десятилетие - [35]

Пафос нынешней западной «демократии», который все больше становится пафосом современной цивилизации, состоит в индивидуализме и эгоцентризме. Это – пафос неподчинения человека другому человеку или другим людям, его выхода из всех обязывающих к бескорыстному служению надличностных структур, от семьи до национальных государств. Он насаждается не только всей масс-культурой, но и решениями международных форумов и организаций, вроде ООН или Совета Европы, бдительно охраняющих «права человека» во всех их модификациях, вплоть до прав детей не слушаться родителей. Но ведь это настоящий пафос анархии, почему же тогда наша цивилизация не боится, что, пропагандируя эти установки, она развалит мир и, следовательно, погибнет и сама? О, тут есть одна тонкость: она разрушает не все формы власти, а все, кроме одной – власти доллара. Перевести весь земной шар на подчинение только этой власти – это и есть программа «нового мирового порядка».

Теперь обратимся к нынешней российской ситуации. Она однозначно прочитывается как кризис власти, ее неспособность подчинить поведение частей интересам целого. Отсюда и развал СССР, и разгул преступности, и безнаказанность коррупционеров, и разбазаривание национальных богатств, и Чечня, и потеря Черноморского флота, и презрительное отношение к России стран «ближнего зарубежья» – чувствуя, что лев при смерти, шакалы наглеют. А откуда сам этот кризис, почему он разразился?

Он был обусловлен многими историческими причинами. Задумаемся: к какой из перечисленных выше форм власти надо отнести так называемую советскую власть, обеспечившую существование СССР? Вначале это была аристократия, групповая власть имевших заслуги перед революцией «старых большевиков», державших в своих руках ключи от теории построения коммунизма. Это была как бы светская модификация правления жрецов, где роль религии играл марксизм. Так как марксизм есть идея, то эту власть иногда называют и «идеократией», и это тоже правильно. Ясно, что аристократический характер эта власть могла сохранять лишь до тех пор, пока народ верил в коммунизм, а потом должна была выродиться в хунту. Так оно с ней и произошло, но не сразу. Между периодом аристократии «политкаторжан» и периодом хунты, прозванной народом партийной мафией, в нашу историю вклинился вождизм.

Это произошло закономерно в ходе естественного самоусовершенствования формы верховной власти. Дело в том, что если говорить о волевых властных формах, то единоличная форма тут всегда намного качественнее групповой, а поэтому в социальном и политическом смысле предпочтительнее. Во всей мировой истории явно прослеживается тенденция почему-либо возникших групповых форм власти довольно быстро переходить в единоличные. Какие же у последних имеются преимущества?

1). Имеется лицо, из которого в случае необходимости можно сделать козла отпущения и тем самым разрядить назревающую смуту. У древних скандинавов король заранее венчался на правление как потенциальная жертва (действительно, именно шведскому королю Эрику IX приписывают фразу, сказанную им на собственной казни – «Ну что ж, это опасности ремесла». – Прим. ред.). Родство этих двух типов общественного служения – царствования и принесения себя в жертву – отражено в прекрасной фреске Тьеполо «Жертвоприношение», где над юношей, предназначенным для заклания, совершается в точности тот же обряд, что и над царем – возложение рук первосвященника и помазание миром. Верховные правители приносились в жертву и в нашей недавней истории, правда, уже после своей смерти. Хрущев свалил все плохое на Сталина, Брежнев – на Хрущева, Ельцин – на Горбачева. Как удобно! А вот на членов бундестага, кнессета или Политбюро свалить ничего нельзя – каждый из них скажет: «Я был против, но ко мне не прислушались». Пример: решение начать афганскую войну было принято коллективно, и теперь в этом преступлении никто не виноват. То же и с Дудаевым, которому помогли захватить власть и вооружиться, – ответственных за это нет. Нарывы тут не прорываются, а загоняются внутрь.

2). В этом случае в стране один хозяин, которому во всех серьезных вопросах принадлежит последнее окончательное слово. Это очень существенный момент. Политические истины всегда относительны и условны, в истории прав не тот, кто прав, а тот, кто умеет настоять на своем, и во многих случаях гораздо важнее отреагировать на что-то быстро и четко, чем тратить время на дебаты в поисках наилучшего варианта. Когда такие дебаты слишком затягиваются, должен быть кто-то такой, кто стукнет кулаком по столу и скажет: «Пусть история меня рассудит, но сейчас я приказываю делать так!» И история обычно оценивает такую решительность положительно.

3). В этом случае власть обладает таким ценным для подданных свойством, как наличие совести. Никакой коллектив совестью обладать не может, а личность в какой-то мере обладает ею всегда. Всякий верховный правитель, даже неверующий, принимая или подписывая какое-то решение, бессознательно прислушивается к голосу своей совести, а значит, советуется с Богом. И что очень важно – где есть совесть, там есть и