Россия в Средней Азии и на Кавказе: «центр силы» постсоветского пространства - [10]

Никакие большие заработки «в отходе» не компенсируют утрат, а их много. Здесь и отрыв от семьи. Дети по полгода, а то и больше не видят отцов. Если же уезжает вся семья, то дико выглядят красивые из белого камня дома, в которых никто не живет. «В отходе» люди живут, как правило, в нерегулируемой социокультурной среде, т.к. свои обычаи остались дома, а местные нормы поведения — чужие. Еще сложнее положение семей отходников. Прежде всего это касается чабанов. Неустроенность быта еще можно как-то скрасить, но вот отсутствие школ вообще, как и преподавания на родном языке, заменить ничем нельзя. Дети не знают норм поведения в детских коллективах, они не знают своего дома и, что особенно тревожно, эти дети не знают своего народа. Их становление как личностей происходит вне общества, и у них не вырабатывается чувство общественного долга. Не исключено, что мы сейчас почувствовали еще далеко не все отрицательные последствия отходничества у народов Северного Кавказа [30].

Возвращаясь на родину, отходники далеко не всегда и не везде могут применить полученные навыки. Что же касается адаптации детей к условиям родины, то внешне она проходит проще, но не легче. Появляется та же языковая проблема, особенно если ребенок прожил с родителями два-три года. Он не всегда говорит на родном языке без акцента. Осложнена поведенческая адаптация: плохое знание норм общественного поведения в традиционном варианте ставит ребенка часто в затруднительное положение. Такие ситуации опасны тем, что разрушают культурные ценности вообще в сознании подрастающего поколения. Это путь к манкуртизации общества, неизбежны межнациональные осложнения. Этническая бинарность в каждой из северокавказских республик постоянно дает пищу для противопоставления «мы» и «они». К сожалению, социальные последствия особенностей экономической структуры СКЭР мало учитываются федеральными властями [30].

На этом негативные последствия такого образа жизни для социально-экономической ситуации в СКЭР не кончаются. Трансформация отходничества и, прежде всего, его чеченского варианта создала благоприятные условия для его перерождения в криминальные структуры как за границей Чечни, так и на ее территории. В первом случае «чеченская мафия» занята выкачиванием денег из общероссийского кармана и помещением этих средств в различные «отмывательные» финансовые структуры. Основным источником получения этих достаточно больших сумм служит любой вид торговой деятельности, рэкет, торговля наркотиками и обыкновенный грабеж. За последние четверть века произошло резкое изменение менталитета мужчины-горца. Если раньше, даже в середине XX века, занятие торговлей и какой-либо другой непроизводительной экономической деятельностью считалось позорным делом, то теперь «коммерция» или бизнес почитаются за доблесть мужчины. При этом, естественно, понятие «налоговая дисциплина» напрочь отсутствует в лексиконе «предпринимателей». Что же касается деятельности криминализированной части отходников внутри Чечни, она занята охраной традиционного образа жизни и находящегося на территории республики «добра». Именно эта часть чеченского общества, не занятая в общественном производстве, составляла основу дудаевских воинских образований [30].

Промышленное индустриальное производство на Северном Кавказе никакого отношения к нерусскому населению не имеет. Только в Северной Осетии нерусская прослойка в индустриальном рабочем классе сколько-нибудь заметна (около 20% от числа промышленных рабочих). В остальных республиках количество «национальных» индустриальных рабочих еще меньше.

Влияние предприятий промышленного производства сводилось к размерам отчислений в бюджеты республик от доходов промышленности, выраженных в рублях. Функционирование предприятий — от материально-технического снабжения и энергетического обеспечения до подготовки кадров и планового задания — направлялось из Москвы. О современном положении индустриальных производств Северного Кавказа можно сказать лишь то, что оно переживает те же трудности, что и промышленность остальной России. Выход из этого состояния для каждого региона индивидуален [30].

Особого внимания заслуживает нефтяная промышленность на территории Чечни. В СССР сколько-нибудь детализированные материалы о добыче и переработке нефти были закрыты. На основании имеющихся сведений можно скорее составить ряд вопросов, ответы на которые только позволят подойти собственно к постановке проблемы — что такое добыча и переработка нефти на территории Чечни. Запасы нефти специалистами оцениваются не более чем в 300 млн. тонн. На основе имеющихся производственных мощностей и разработанных технологий добычи, республика ежегодно может добывать не более 3,5-4 млн. тонн. Официальная статистика, которая авторами доклада подвергается сомнению, дает такие цифры. В 1966 году добыча нефти в ЧИАССР достигла 11,4 млн. тонн в год и достигла пика почти в 22 млн. тонн в 1971 году. В последующую пятилетку добыча резко упала и уже в 1975 году составляла 8,7 млн. тонн. В отношении последующего десятилетия — 1975-1985 гг. сведения отсутствуют, можно лишь предполагать, что общая тенденция сокращения добычи продолжалась. В 1993 году было добыто всего 3,54 млн. тонн. Специалисты оценивают эту цифру как реальную в течение ближайших 4-5 лет. Дело заключается в том, что геологические условия залегания нефтеносных слоев чрезвычайно неблагоприятны, и увеличение добычи потребует применения новых технологий и, как следствие, очень больших капиталовложений и времени. Кроме того, оспаривается сама экономическая целесообразность какой-либо модернизации промыслов в настоящее время.