Россия в постели - [48]

Он снова закурил и жадно затянулся несколько раз подряд. Мы подъехали к Домодедово, уже виден был аэропорт, взлетающие и садящиеся «Ту» и «Антоны».

– Н-да… Грузины и армяне это дело хорошо знают, я не спорю. С коньячком девочку пользуют, не всухую. И обязательно ее догола раздевали.

Разложатся на одеяльце – она себе одеяльце специально завела, мы его в багажнике возили, – ну, вот, разложатся на одеяльце голячком возле машины, а я вокруг хожу, на стреме. И мне, конечно, видно все и слышно все, хоть я за кустами. Чаще она одного клиента брала, но иногда – и двоих. И когда они вдвоем с ней работали, то и платили по двойному тарифу, конечно. Но я тебе скажу: она эти деньги отрабатывала! Гад буду! Иногда такая харя попадется – я б такому в жизни не дал ни за какие деньги, от него потом за километр воняет, ноги немытые, – мне ж из-за кустов видно! А она – ничего, терпит. И, главное, все на нее здоровые мужики падали! Прямо липли к ней битюги, ей-богу! У них инструмент не знаю какого размера – лошадиный! А она ж хрупкая, худая, я ж тебе сказал – как эта, из «Шербурских зонтиков», как ее?

– Катрин Денев…

– Ну! Спичка! А они с ней что делали! Что делали! Бывало, она уже стонет вся, а они ее животом на капот, как цыпленка на сковородку, и ломают, и ломают… Она платок зубами зажмет, молчит, но мне ж видно! У меня аж слезы из глаз, гад буду… Конечно, за извращения она с них тоже вдвойне брала. Но им-то, армянам, эти деньги – тьфу, бумага, они вагон цветов толканут на рынке – пол-Москвы купить могут. А ее за эти деньги – пополам ломали! Н-да… Короче, как тебе сказать? В общем, втюрился я в нее. Вот так, можешь себе представить. Ее на моих глазах делали кто попало – и чучмеки, и инвалиды, а я вокруг раскаленный ходил за кустами, все видел своими глазами и втюрился! Может, потому, что тоже хотел, да тут у любого температура подскочит, а может, потому, что для нее это было – тьфу, как с гуся вода, не прилипало. Только закончит с очередным-то и тут же – на переднее сиденье, в зеркальце вот это смотрит на себя, губки красит и еще на меня зыркает и хохочет: «Ну что, командир? Хватит на сегодня или еще четвертак сорвем? А лучше, – говорит, – поехали, батнички тебе купим. Я, – говорит, – на Пушкинской улице в женском сортире такие батнички у фарцы видела – закачаешься, голубые – тебе к лицу как раз». И представь себе – вот это все, что на мне, она мне покупала. Иногда даже без спросу, за свои деньги, ага! В общем, что тебе говорить – втюрился я в нее, а как – сам удивляюсь. Втюрился, но молчу и ее не трогаю, конечно, не прикасаюсь и даже вида не показываю. Вижу, как ее другие ломают, мучаюсь, поубивал бы их всех, деньги бы их вонючие в глотку бы им заткнул, и если б она хоть знак подала, что тоже ко мне что чувствует. Но она – нет, работает себе, и все. Иногда меня на нее такая злость брала – убил бы ее монтировкой! Особенно когда с ними стонать начинала и дышать с подхрипом. Она мне, конечно, рассказывала, что это она так – подыгрывает клиенту для его же кайфу. Но подыгрывает или нет – хрен ее знает, а только мне-то из-за кустов каково было слушать? Она ж стонет голая и еще ручонками своими обнимает всякого, сучка тонкая… Н-да… Ну, а потом осень пришла, мать я схоронил, как раз на октябрьские праздники забирал труп из морга, неделю не работал. Но, веришь, я материн гроб в могилу опускаю, а сам про эту Марину думаю – как там она, не стыкнулась ли с другим шофером? Вот такие мы мужики курвы все-таки! Короче, вышел я опять на работу, подъезжаю к ее дому в Теплом Стане – я ж за ней домой давно заезжал, как шофер персональный, – смотрю: стоит в окне, ждет. Ну и закрутилось все по новой. Только холода ж начались, дожди. В лесу уже не ляжешь, под дождем-то. Ну, стала она в машине это делать, а я, значит, под дождем круги гуляю. А холодно, ноябрь, сам знаешь. Она мне, значит: никуда не ходи, сиди в машине! При них то есть. Они на заднем сиденье, а я впереди. Ну, это я уж не мог стерпеть. Раз попробовал, два – не могу! Она с клиентом работает, а меня по шее рукой гладит и закурить просит – можешь себе представить? Короче, не выдержал я. «Все, – говорю, – или ищи себе другого шофера, или завязывай и давай жениться!» Так и сказал. И что ты думаешь? Поженились! Деньги были, денег мы много за лето сколотили, у меня на книжке полтора куска, и у нее тысчонка была. Справили свадьбу. Марина ко мне переехала, и стали жить. Можешь себе представить, счастливей меня не было в Москве человека, жили мы с ней – ну душа в душу! Она завязала, конечно, с этим делом, я один вкалывал, а она – дома. Каждый день меня встречала как Бога – то блинов напечет, то пироги с капустой, то кулебяку. Короче, душа в душу жили, как голуби. В выходной обязательно или в кино сходим, или на эстрадный концерт, культурно. И чтобы я ей когда вспомнил за прошлое – ни в жизнь, слова не сказал даже по пьянке. Да я и непьющий, так разве – по праздникам. И что? Восемь месяцев прожили как голуби, она с меня пух снимала. После работы придешь усталый – она меня в душе мочалкой моет и песни поет, вот гад буду! Н-да… Ну вот… А вчера, значит… Гм… Н-да… Вчера, значит, пошел я на работу к шести утра, как обычно. С час отработал, наверно, и у меня коробка передач полетела. Оно и неудивительно – машина ж без продыху круглые сутки работает – то я на ней, то сменщик, то я, то сменщик. А он еще скоростью тормозить любит, молодой, да… Ну, вызвал я из нашего гаража «техничку», они машину забрали, а я – домой. В восемь я уже дома. Своим ключом открываю, захожу по-тихому – думаю, спит жена, зачем будить? И иду в спальню. И что ты думаешь? Что вижу? Она с моим сменщиком в нашей кровати – аж стонет и мостиком выгибается! Н-да…