Россия солдатская - [30]

Автомобиль резко замедлил ход. Застава из трех красноармейцев в полной форме с винтовками стояла на дороге. Григорий полез за справкой. — Документ не особенно солидный, но время военное… однако, сердце сжалось…

— Далеко немцы? — спросил патрульный у шофера.

— Остановились под Калининым…

— Под Калининым?

В тоне, каким был задан вопрос, было жадное любопытство и ожидание конца.

Автомобиль тронулся. Застава не стала проверять документы у Григория и Александра Владимировича. Это было так непривычно, так не по-советски, красноречивее всех рассказов железнодорожников оно говорило о конце. Автомобиль свернул влево на боковую дорогу. — Еще десять верст они нас подвезут, а там один переход до дома… Григорий закрыл глаза. Что-то ждет его дома? Сердце болело. Почему Катя так долго не писала?

Калитка открывалась туго. Никто не выглянул в окно, когда Григорий рванул ее так, что забор зашатался, а потом сильно за собой прихлопнул. Сзади оставалась пустая враждебная улица — такая же непривычная и странная, как Ленинградское шоссе. Мелкие камешки хрустели под ногами. Занавеска на окне была задернута.

— Катя!

Никто не отозвался. Григорий подошел к окну и застучал по стеклу. Никакого ответа, ни шороха… Там, в темной глубине комнаты тоже была зловещая тишина.

Было семь часов утра. Григорий шел всю ночь, оставив Александра Владимировича ночевать в деревне за двадцать верст от поселка. — Может быть Катя мобилизована? — старался себя успокоить Григорий. В конце концов это вполне естественно. Естественно, повторил Григорий и поднялся на крыльцо. Дверь слегка вздрагивала, хотя Григорию почему-то было страшно стучать сильно. В половине хозяйки зашаркали туфли. Это не были шаги Кати.

В широком умном лице хозяйки Григорий прочел страх и неуверенность. В первый момент она даже отшатнулась, как будто Григорий появился с того света.

— Где Катя?

— Ее нет, — маленькие, обычно жесткие глаза хозяйки смотрели необычно жалостливо.

— Мобилизована?

— Нет.

— Как нет? — Григорий шагнул в сени.

— Всех бывших заключенных вызвали в милицию, — ответила хозяйка, съежившись и отступая.

Мурашки забегали по спине Григория.

— Нет, они еще не раздавлены, они… И что же? — Григорий подошел вплотную к старухе.

— Екатерина Ивановна пошла в милицию и не вернулась, больше я ничего…, — морщины кругом глаз старухи стали глубже, рот искривился.

— Да… протянул Григорий. «Да, — подсказал внутри какой-то голос — борьба не кончена, она только начинается». И в то время, когда в голове и сердце вертелся безобразный вихрь, Григорий сказал совсем спокойным, ровным голосом:

— Пойдемте в дом, Марья Игнатьевна, вы мне расскажите все по порядку.

Конечно, хозяйка знала больше, чем хотела рассказать в начале. Страх перед НКВД мешался со страхом перед немцами. Григорий, в случае крушения советской власти, мог стать большим человеком. Глаза женщины напряженно бегали, в голосе были нотки заискивания. Все это Григорий понимал не совсем ясно, сознание работало не вполне четко — Григорий не ожидал ареста жены.

Рассказ хозяйки не был длинен: при взятии немцами Калинина произошла паника. Председатель совета, секретарь партийной организации, начальник милиции и другое начальство бежали, захватив два грузовых автомобиля и продукты кооператива. Несколько дней не было никакой власти, но немцы не пришли и часть начальства вернулась. Вернулся начальник милиции, а с ними уполномоченный НКВД. Всех, кто имел судимость и оставался еще на месте, вызвали, отобрали паспорта, а через три дня вернули их со штампами — «В 64 часа покинуть области, объявленные на военном положении».

— Как же это они… ведь поезда ходят только для эвакуированных и военных! — вырвалось у Григория.

Хозяйка всхлипнула и утерла концом платка глаза.

— Какие теперь поезда! Мобилизованные и то пешком идут…

— Так и Катя пешком?

— Нет. Когда начали вызывать, Катерина Ивановна сразу не пошла, а как узнала, в чем дело, так решила вообще не ходить — все вас дожидалась…

— Ну и что?

— Взяли ее днем, когда за хлебом пошла. Прямо в милицию отвели, а дальше не знаю… не видала ее больше.

Рука Григория сжалась в кулак. Вот она последняя расправа! Троцкий в свое время сказал: «уходя мы хлопнем дверью».

— А как старики ее? — спросил Григорий, снова справившись с приступом тоски.

— Пешком ушли, сами не знали куда… так с котомками и ушли.

Григорий отворил дверь милиции. Зачем он шел? Получить справку о Кате? Григорий слишком хорошо знал, что таким образом нельзя ничего добиться, но какой-то ничтожный шанс оставался и Григорий не мог им не воспользоваться. Ясно, что этим он ставил под удар себя, но стоило ли об этом думать в такой момент! Милиционер с безразличным лицом проводил Григория в кабинет начальника милиции.

— Моя жена, по-видимому, арестована и выслана вместе с бывшими заключенными, — сказал Григорий, но она сама никогда не была судима.

Лицо у начальника не было таким безразличным, как у рядового милиционера. Он посмотрел на Григория сухим, надменным взглядом и Григорий сразу понял, что это не милиционер, а настоящий кадровый чекист.

— Ваша фамилия?

— Сапожников. Моя жена Екатерина.