Россия против Наполеона - [35]

Сражения под Вязьмой 22 октября и под Красным, длившееся три дня – с 3 по 6 ноября, – не привели к окончательному разгрому «Великой армии» благодаря ряду ошибок русского командования и стратегическому гению Наполеона. Война продолжалась.

Приказ Кутузова от 29 октября 1812 года

29 октября 1812 года Кутузов издал следующий приказ: «После чрезвычайных успехов, одерживаемых нами ежедневно и повсюду над неприятелем, остается только быстро его преследовать, и тогда, может быть, земля русская, которую он мечтал поработить, усеется костями его. И так мы будем преследовать неутомимо. Настают зимы, вьюги и морозы; но нам ли их бояться, дети Севера? Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов: она есть надежная стена Отечества, о которую все сокрушится. Вы будете уметь переносить и кратковременные недостатки, если они случатся. Добрые солдаты отличаются твердостью и терпением. Старые служивые дадут пример молодым. Пусть всякий помнит Суворова, который учил сносить голод и холод, когда дело шло о победе и славе русского народа. Идем вперед, с нами Бог; перед нами разбитый неприятель, а за нами да будут тишина и спокойствие».

Письмо Кутузова Елизавете Хитрово от 29 октября 1812 года

«29 октября, город Ельня. Милая Лизанька, и с детьми, здравствуй. Пишу тебе рукою Кудашева (зять Кутузова, его адъютант – В. Б.), потому что глаза мои очень утомлены; не думай, что они у меня болят; нет, они только устали от чтения и письма по случаю вновь одержанных побед. Вот Бонапарт – этот гордый завоеватель, этот модный Ахиллес, бич рода человеческого, или, скорее, бич Божий – бежит передо мною более трехсот верст, как дитя, преследуемое школьным учителем. Неприятель теряет пропасть людей; говорят, что солдаты, офицеры и даже генералы едят лошадиную падаль. Некоторые мои генералы уверяли, что видели двух несчастных, жаривших на огоньке части тела третьего их товарища. При таких зрелищах человек, отбросив в сторону генеральство и государственное свое сановничество, поневоле содрогнется. Неужели это мое несчастное назначение, чтобы заставлять визиря питаться лошадиным мясом, а Наполеона еще более гадкими веществами? Я часто плакал из-за турок, но, признаюсь, из-за французов не проливал ни одной слезы. Скажу тебе, милая дочь, коротко, что со дня победы, 6-го числа, по вчерашний вечер неприятель потерял множество людей и сто шестьдесят пушек, кроме оставленных ими в Москве. С некоторого времени пленные настоятельно просятся к нам на службу, и вчера еще четырнадцать человек офицеров итальянской гвардии с криком умоляли о принятии их, уверяя при том, что теперь единственное счастие и наивеличайшая честь носить русский мундир. Вчерашнего числа Платов истребил опять множество людей и, кроме того, взял в плен более трехсот человек, а между ними генерала Сансоно (начальника штаба Бертье); вице-король же ускакал только потому, что очень дурно был одет.

Верный друг Михайло Г.-Куту».

Письмо Александра I Барклаю-де-Толли от 24 ноября 1812 года

«Генерал, я получил ваше письмо от 9 ноября. Плохо же вы меня знаете, если могли хотя на минуту усомниться в вашем праве приехать в Петербург без моего разрешения.

Скажу вам даже, что я ждал вас, так как я от всей души хотел переговорить с вами с глазу на глаз. Но так как вы не хотели отдать справедливость моему характеру, я постараюсь в нескольких словах передать вам мой настоящий образ мыслей насчет вас и событий. Приязнь и уважение, которые я никогда не переставал к вам питать, дают мне это право.

План кампании, который мы приняли, был, я думаю, единственным, который мог удасться против такого противника, каков Наполеон, и был подсказан опытностью, но он неизбежно должен был возбудить неодобрения и порицания в народе, который мало понимал военное искусство и помнил недавние победы, одержанные над не-опасным противником и неумелыми генералами, и мог только устрашиться плана действий, который имел целью завлечь неприятеля в глубь страны. Заранее следовало видеть порицание, и я был к нему подготовлен. Но вместе с тем нужно было тщательно избегать всего того, что по справедливости могло возбудить критику, и по этому поводу, генерал, я должен вам сделать несколько упреков.

Раз план был принят, нужно было все подготовить для его исполнения, у нас было достаточно для этого времени, а между тем многое не было исполнено. Несколько дней после моего приезда в Вильно я отдал вам приказание отправить назад все лишние тяжести, в особенности тех полков, которые были расквартированы в Литве, а между тем их отослали назад только после Немекчина, Свенцян, Вилькомира и Шавельи, нам пришлось совершать отступление с этим ужасающим обозом. Сколько раз я напоминал вам о постройке необходимых мостов; множество инженеров путей сообщения было прикомандировано к армии, а между тем большинство мостов оказалось в негодном состоянии. Решив отходить назад, необходимо было организовать госпитали соответственным образом; между тем, прибыв в Вильно, я нашел там госпиталь с несколькими тысячами больных, эвакуацию которых я не переставал требовать в течение нескольких дней. Вот, генерал, говоря откровенно, те ошибки, в которых я могу вас упрекнуть. Они сводятся к тому, что вы не были достаточно уверены в том, что отдать приказание и добиться его выполнения – это вещи совершенно различные, а что пособить этому есть только одно средство: деятельный надзор и проверка, которую беспрестанно производили бы люди, вполне вам известные.