Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - [115]
С такой же позицией венского двора и с теми же причинами, ее обусловившими, российская дипломатия столкнулась, когда попыталась добиться выдачи личного состава корпуса Дверницкого. Нота Нессельроде, врученная австрийскому послу в Петербурге и содержавшая безапелляционное требование выдачи, осталась без прямого ответа. Австрийские власти вернули военное имущество – артиллерию, оружие, снаряжение, лошадей, но солдат, офицеров и самого генерала разместили в лагерях под охраной «до окончания борьбы между Россией и мятежным Королевством». «Затем, – писал Меттерних австрийскому послу при русском дворе, – его всероссийское императорское величество даст нам знать о своих распоряжениях относительно этих людей». Он подчеркивал, что польско-русский конфликт – это конфликт между «абсолютно разнородными сторонами», и потому Австрия не может занять позицию дипломатического нейтралитета; возможны лишь «пассивное поведение» и проведение мер «сдержанного характера», обязательные для «регулярного правительства» с формальной точки зрения, но если бы австрийский монарх руководствовался лишь «моральным побуждением, он немедленно выдал бы корпус Дверницкого России». Татищев пытался представить австрийскому кабинету опасность негативной интерпретации его отказа как акта предоставления убежища «злоумышленникам» и указывал на необходимость мер, которые могли бы «парализовать последствия симпатий большого числа жителей Галиции делу мятежников и лишили бы этих последних возможности еще питать надежды на поддержку в Галиции и на терпимое отношение австрийских властей к их преступным замыслам».
Поскольку усилия посла не удовлетворили Николая I, Нессельроде представил более подробное изложение российской позиции, которое послу надлежало довести до Меттерниха: «Соображения высшего порядка, – писал он, – побуждают е. и. в-во желать, чтобы эти бунтовщики были переданы российским властям. Решит ли император судить и наказать их в соответствии с тяжестью содеянного ими преступления или они испытают на себе воздействие его безграничного милосердия, – в любом случае их выдача произвела бы благотворное впечатление на их соотечественников и продемонстрировала бы им, что Россия и Австрия тесно связаны между собой и одинаково заинтересованы в подавлении преступных смут. Она бы опровергла все инсинуации, распространяемые поляками и с готовностью подхваченные революционерами всех стран о якобы имеющем место сочувствии Австрии их делу». Нессельроде напоминал о заверениях австрийского правительства с момента начала восстания, позволявших рассчитывать на выдачу тех «бунтовщиков», которые окажутся на австрийской территории: «Именно для осуществления этого намерения австрийский двор предложил нам предварительно урегулировать с ним вопрос об издержках на содержание, препровождение etc. польских генералов, старших и младших офицеров, а также солдат. Казалось, что Австрия должна быть так же заинтересована в этих соглашениях, как и Россия. Она заранее, так сказать, готовилась исполнить пожелания, которые мы могли бы ей выразить». Но, констатировал вице-канцлер, когда «настал момент претворить в жизнь согласованные меры, венский кабинет пересмотрел и свою собственную позицию, и обязанности, возложенные на него обстоятельствами». Нессельроде отмечал, «сколь неожиданными для императора были подобные действия», но подчеркивал, что, тем не менее, царь «не желает ни выражать по этому поводу свои сожаления, ни протестовать против решения, принять которое Австрия сочла крайне необходимым. Е. в-ву достаточно знать, что принадлежащие ему в данном случае права, от которых он не мог бы отказаться, никак не ущемляются. Действительно, австрийское министерство заявляет, что только соображения чрезвычайной важности, как то: общественные настроения в Галиции и данные в связи с ними обещания Дверницкому, могли вынудить это правительство отказаться от немедленной его выдачи, но что оно оставляет Дверницкого и его людей в распоряжении нашего августейшего государя, ожидая окончания польского восстания. Император принимает это заявление и оставляет за собой право воспользоваться им в свое время и в надлежащем случае. К тому же е. и. в-ву угодно было принять во внимание положение самой Австрии. Поскольку эта держава дала нам понять, что не сможет без серьезных для себя затруднений выдать нам корпус Дверницкого вместе с его главарем, е. и. в-во вовсе не желает настаивать на этом в настоящий момент…»[833].
В обращении российской дипломатии подчеркивалось, что эпизод с корпусом Дверницкого не должен стать прецедентом в будущем. Татищев получил предписание немедленно предъявить новое требование: на этот раз речь шла о выдаче «бунтовщиков» из Подолии, перешедших в Австрию после разгрома. «Венский двор, – писал Нессельроде, – поймет, сколь важно для него развеять впечатление от первого пагубного примера, коль скоро он не намерен далее мириться с вторжением на свою территорию бунтовщиков, вдохновляемых, к прискорбию, приемом, оказанным Дверницкому». Принимая во внимание «серьезные соображения» Австрии в этом случае, Нессельроде считал их «неуместными» в отношении «подоляков»: «они не поляки из Королевства, а жители российских областей», «являются не регулярным воинским формированием, […] а неорганизованной бандой, состоящей из людей, отрекшихся от законов чести и человечности […] Их бунт ознаменовался грабежами, убийствами и всевозможными актами вандализма», что наказуется во всех странах. Вице-канцлер напоминал, что «после подавления мятежа в Италии Австрия не колеблясь выдала в руки соответствующих правительств иностранных революционеров, захваченных австрийскими войсками. Ныне император обращается к ней с аналогичной дружеской просьбой», и если Австрия считала себя не в праве «скрывать от законного суда» бунтовщиков из тех областей, она «не захочет присвоить себе такое право в отношении российских подданных». Так как на это обращение венский кабинет ответил отговорками, указывая на опасность провоза через Галицию интернированных в Трансильвании «подоляков», Татищеву пришлось вторично обращаться к австрийскому императору, и тот дал обещание осуществить передачу задержанных поляков через Буковину незамедлительно
