Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - [114]

Пересылая Нессельроде «Заметки» Карачая, Татищев сообщал и свои наблюдения «о возбуждении умов в Галиции», о создании во Львове «распорядительного комитета», а в Тернополе «подкомитета», которые готовили восстание на Волыни и в Подолии. Он подчеркивал, что нет контроля за приезжими, что чины местной администрации и полиции попустительствуют этой деятельности, не скрывая «своей преданности делу мятежников», и информировал российского вице-канцлера, что, добиваясь от Меттерниха отставки Лобковица, получил заверения о передаче функций гражданского и военного губернатора эрцгерцогу Фердинанду. «Хорошо известные взгляды этого принца и его твердый характер, – писал Татищев, – являются гарантией усердного и полноценного исполнения им предписаний своего государя, касающихся изоляции польских революционеров и надзора за административными и полицейскими мерами, которые для этого потребуются. Поскольку австрийское правительство решилось последовать примеру Пруссии и установить на границе с Королевством санитарный кордон, ему будет проще предупреждать происки и частые сношения бунтовщиков с галичанами»[829].

Аналогичные неприятные для России проблемы возникали и в Пруссии. По сведениям Нессельроде, в Мемеле население симпатизировало повстанцам, им продали и даже дали даром порох, тогда как русские войска получили отказ на просьбу продать боеприпасы. Российский вице-канцлер поручил послу Алопеусу обратиться к прусскому правительству: «Оно само, – писал он, – должно будет признать, насколько настроение и поведение жителей Мемеля […] противоречит интересам сохранения общественного порядка в Пруссии и отношениям добрососедства между двумя странами, вследствие чего оно, без сомнения, поспешит принять необходимые меры, дабы пресечь столь преступные происки»[830]. Российское правительство беспокоил наплыв в Пруссию поляков из разбитых в Королевстве Польском повстанческих отрядов А. Гелгуда, Д. Хлаповского, Ф. Роланда, М. Рыбиньского. Их задержание и разоружение прусскими властями сопровождалось обязательством последних не выдавать повстанцев России. Между тем российский дипломат Ф.П. Мальтиц, заменивший в Берлине умершего Алопеуса, отметил в переданном ему списке поляков имена лиц, «своими преступлениями снискавших себе печальную известность», и опасался, что они могут избежать наказания, выехав на Запад. По его мнению, «прибытие целой толпы озлобленных неудачами мятежников, являющихся в глазах революционеров всех стран мучениками за дело, которое они осмеливаются называть делом свободы, не может не причинить больших неудобств Европе. Даже из своей далекой ссылки они будут подстрекать к новым беспорядкам в Польше». Еще летом 1831 г. Мальтиц требовал выдачи России военного снаряжения польских отрядов, вывезенных ими средств и самих участников восстания, но людей прусские власти выдать отказывались, ссылаясь на данные им обязательства. Они объясняли, что в противном случае не сумели бы арестовать и разоружить повстанцев, которые могли бы вновь двинуться в Литву. Поэтому, подчеркивал государственный секретарь правительства Пруссии И.П. Ансильон, решение прусских властей отвечает и интересам России. Он заверял Мальтица, что Пруссия сама заинтересована в том, чтобы передать России задержанных поляков, так как это «положит конец затруднениям правительства, оказавшегося перед выбором: или позволить этим лицам скрыться, или подвергнуть себя всем опасностям, которыми может угрожать польским провинциям монархии затянувшееся пребывание в стране этих возмутителей общественного спокойствия». А пока решено было переместить поляков в район Грауденца. Ансильон обещал, что прусские власти проверят их бумаги и вывезенные ими из Королевства денежные средства, а Мальтиц настоятельно просил обеспечить строгий надзор за ними и не выпускать из Пруссии без паспортов, выданных российским правительством или российским посольством в Берлине[831].

Несколько позже Мальтиц предпринял еще одну попытку добиться выдачи прусскими властями повстанцев. Речь шла о нескольких десятках поляков из числа подписавших 17 сентября 1831 г. в Закрочиме декларацию следующего содержания: «Нижеподписавшиеся, желая сохранить славу польского имени и разделить в настоящее время судьбу армии, не только не отрекаются от своих прошлых действий, но и подтверждают их своими подписями». Прусское правительство, отказывая в просьбе России, в данном случае ссылалась на русско-польскую конвенцию от 17(29) марта 1830 г. о взаимной выдаче дезертиров и уголовных преступников и прилагавшуюся к ней декларацию о лицах, обвиняемых в совершении политических преступлений, предусматривавшую, что «выдача каждого, обвиненного в политическом преступлении, должна производиться только по предварительной договоренности между двумя правительствами». Однако Мальтиц видел основную причину в другом: «Это нежелание прусского двора удовлетворить требования о выдаче, направляемые ему иностранными правительствами, объясняется его крайним опасением навлечь на себя упреки со стороны так называемой либеральной партии как в Пруссии, так и в других странах»