Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - [108]

. Напряженность в отношениях сохранялась и в последующие годы: в марте 1829 г. агент подтверждал, что «в Галиции бóльшая часть молодых людей желает прибытия туда польского войска и с большой охотой готова тотчас определиться в оное; а немцев не любят и в их полках служить не хотят». О том, что галицийские поляки «очень желают» австро-русской войны, сообщалось и в октябре 1829 г.[798]. Что же касается поляков Королевства Польского, то они были заинтересованы в возможности территориальных приобретений в результате войны. Уже в донесении от ноября 1827 г. говорилось о «корысти», которую она могла бы принести Польше: многие рассчитывали, «что, может быть, и Величка присоединилась бы опять к Польше», имея в виду соляные копи. А в мае 1829 г. в Варшаве распространился слух, будто царь послал Красиньского к австрийскому императору «с предложением, чтобы соляную копальню в Величке отдал Царству Польскому, а ежели на то не согласится, тогда будут употреблены меры к присоединению оной копальни по-прежнему к Польше. Каковым известием здешние жители чрезвычайно довольны и отзываются, что если бы по сему случаю произошла война с Австрией, то все поляки, даже и обремененные старостью, с большой охотой пойдут на войну для приобретения своей земли и соляной копальни»[799].

Отзвуком пропаганды, которую австрийское правительство вело в Галиции, явились толки о причине военных приготовлений, о том, что «австрийский император желает восстановить Польшу паки особенным государством и утвердить на троне независимого короля». В Кракове австрийцы распустили «слух, что монархи согласились, дабы в Польше восстановить независимого короля», и «на таковую достойность» Россия предлагала великого князя Константина, Пруссия – принца Фридриха, второго сына короля, а Австрия – эрцгерцога Карла или герцога Рейхштадтского, сына Наполеона. Выдвижение последней кандидатуры в качестве главы «малого Царства Польского» было особенно удачным ходом Вены, так как отмечалось, что галицийские поляки «имеют привязанность» к «Орлёнку»[800]. По агентурным данным, полякам внушалось, «что австрийский император желает видеть Польшу независимую ни от кого, и в то же время даже готов будет присоединить к оной Галицию». В Варшаве говорили даже, будто австрийский монарх «намерен Королевства Венгерское и Галицийско-Лодомерийское сообщить вместе и писал к государю императору Николаю Павловичу о присоединении к тому и Царства Польского для образования одного государства». Агент отмечал, что при «разглашении» подобных сведений «немцы стараются выведывать поляков, как они думают»[801].

То, что Вена старалась исследовать общественное мнение в Галиции и в Краковской республике, а также воздействовать на него, было несомненным, и слухи, о которых сообщалось в агентурных донесениях, подкреплялись также свидетельством российских дипломатов. Позже, уже в 1831 г., Татищев писал в Петербург о результатах австрийской политики заигрывания с поляками в Галиции: «Хотя венский двор и старался завоевать симпатии крупных землевладельцев Галиции, он преуспел в этом лишь отчасти, и до сих пор жители этой провинции в большей степени являются поляками, нежели австрийцами»[802]. Тем не менее часть галицийского общества была лояльна Габсбургам и даже связывала с ними надежды на воссоединение польских земель. Так, летом 1829 г. на балу в Ланьцуте, в имении графа Альфреда Потоцкого, гости из числа «австрийских патриотов» провозгласили тост: «Пусть благоденствует Королевство Польское под державой императора австрийского!». В июне 1830 г. сообщалось о приезде в Королевство Польское из Кракова графа Париса, который «в своих разговорах, касающихся здешнего правительства, очень невоздержан, все хулит, что только относится к Царству Польскому и России, а чрезмерно хвалит Австрию» и «также говорит, что австрийские жители гораздо благополучнее противу здешних»[803].

Поскольку в глазах галицийских поляков Россия была таким же захватчиком польских земель, многие из них, особенно военные, в начале 1829 г. откликнулись на призыв формировать легион для участия в русско-турецкой войне на стороне турок. В то же время другая часть галицийского общества надеялась, что Россия, возродившая имя Польши и создавшая автономное польское государственное образование, сделает дальнейшие шаги по пути собирания польских земель. Поэтому, например, Пониньский и другие молодые галицийские поляки радовались военным успехам России, пили шампанское за здоровье «победителя турков короля польского», когда же прошел слух о поражении русских в Турции, жители Галиции об этом «весьма сожалели»[804]. Молодой князь Пониньский, упоминавшийся в агентурных донесениях, был сыном богатого помещика. Сообщалось, что он «австрийцам даже в глаза говорит, что они в Галиции только гостями, и просит Бога, дабы как наискорее польское войско вступило туда, то все молодые люди тотчас по его вызову присоединятся к оному». Агент писал также, что Пониньский, «имея большую склонность к государю императору Николаю Павловичу и Е.И.В. Цесаревичу, не дает ни немцам, ни полякам произнести ни одного оскорбительного слова против высочайших особ и очень доброжелателен здешнему правительству, к чему и прочих молодых людей старается он склонять». Согласно донесению в марте 1829 г., польская молодежь в Галиции пела песни, «обидные» для австрийского правительства, а в октябре сообщали о появлении приклеенного к дверям портрета царя с подписью под ним: «тот есть и будет действительным королем польских народов»