Россия нэповская - [32]

Другой деятель, упоминавшийся Алихан Букейханов получил известность как умелый организатор и способный политический деятель еще будучи членом кадетской партии, депутатом Государственной Думы. Ратовал за автономию Казахстана в составе демократической России, при выборах в Учредительное собрание был выдвинут туда представителем партии Алаш, которая блокировалась с другими (в частности, татарскими и башкирскими) национальными партиями. Вместе они отстаивали требование автономии национальных областей. Об этом же велись переговоры с общероссийскими партиями — кадетов, эсеров, меньшевиков. После разгона Учредительного собрания Букейханов, как писал он сам, «был признан национальным вождем, поднимал казахский народ на борьбу с Советской властью». Создавались вооруженные отряды, в которых среди командного состава были и белые офицеры. В сентябре 1918 года в Уфе состоялось совещание между представителями Алаш-Орды и валидовцами, где был заключен договор о создании единого Башкиро-Казахского национального государства. Впоследствии Букейханов был помилован советской властью и работал в советских хозяйственных органах. Активно проводил статистические исследования, являлся членом коллегии Наркомзема, авторитетным экспертом по вопросам землеустройства на советском Востоке. Позже был арестован по обвинению в «контрреволюционно-националистической деятельности», создании пантюркистского антисоветского центра. На суде Букейханов виновным себя признал «частично», заявив в последнем слове, что он «Советскую власть не любит, но признает»[120].

Национальные деятели этого типа пытались в своих поступках уйти от идеологических канонов и встать на позиции профессиональных оценок. Скажем, когда тот же Букейханов преподавал историю казахской литературы в Оренбурге, то ему, по собственному признанию, было «совершенно безразлично какое направление в литературе преобладает: пролетарское или националистическое… я руководствовался также тем, что основным двигателем прогресса человека является наука и техника». Однако как раз это и делало их персонами «нон грата» в советской национальной политике. Ее «новизна» опять-таки состояла в тактических ухищрениях при неизбежном выдерживании классовой (партийной линии). Так в 1922 году на советском Востоке мусульманскому духовенству были возвращены вакуфные земли, восстановлены суды шариата и адата, проявлена терпимость в отношении мусульманских норм поведения в обществе, в том числе и для коммунистов. Однако, со временем такой «этнокамуфляж» перестал быть нужен. Руководствуясь ленинским тезисом о том, что социалистическая революция на Востоке «походя, мимоходом» решила проблемы демократических преобразований в рамках концепции некапиталистического развития была предпринята попытка осуществить форсированный прыжок из феодализма в социализм. И национальный нэп стартовал по этой дорожке. Результаты были неоднозначны. Модернизация по-большевистски шла параллельно с консервацией традиционного уклада, классовых, племенных, родо-семейных отношений. Однако рано или поздно даже наиболее гибко и нестандартно мыслящие коммунистические руководители-«националы» подвергались сначала политическому остракизму, а потом и физическим репрессиям со стандартными обвинениями в «буржуазном национализме». Советские вожди не видели возможность хоть как-то приспособить коммунистический режим применительно к конкретному национальному региону, поощряя поиск таких его типологических подвидов как «социализм в тюбетейке». (Другое дело, что все эти «модели» социализма, как показала практика, лежали в области социальных утопий).

Если обратиться к тому же Рыскулову, то взгляды этого национального деятеля несомненно совпадали с революционаристскими ценностями. Основную ставку он делал на «организованные революционные силы трудящихся мусульман Советской России». Констатируя, что нэп сказался на оживлении частнособственнических, мелкобуржуазных слоев, он замечал, что какое-то время национальное движение вынуждено будет идти вместе с ними[121]. Чтобы привлечь к коммунистической власти рядовых мусульман, Рыскулов пропагандировал идеи «Тюркской республики», основанной на советских принципах организации. Однако, центральная власть в лице партийных ортодоксов, которые, по меткому выражению замнаркома по делам национальностей Г. Бройдо, вместо политики, опирающейся на знание реальной обстановки, пытались насадить в Средней Азии и на Кавказе «жалкую ублюдочную и исковерканную копию Иваново-Вознесенска»[122], не желала более гибко варьировать процесс управления национальными районами. Между тем, на состоявшемся в сентябре 1920 года V краевом съезде компартии Туркестана К. Икрамов прямо заявил «что туземная беднота не понимает, что такое классовая борьба», а в одном из донесений местных партийных органов в центр отмечалось, что узбекское население почти не испытало на себе влияние Советской власти и по-прежнему находится в полной зависимости от баев и улемов[123].

Трудно отнести к пантюркистам и врагам социализма М. Султан-Галиева. Умный и образованный человек, он стремился в рамках марксистско-ленинской доктрины найти пути создания коммунистических структур в мусульманских регионах. По собственному признанию он являлся одним из главных инициаторов и активных борцов с мусульманскими буржуазно-соглашательскими организациями в Советской России. «Ликвидация Всероссийского мусульманского военного Совета, Всероссийского мусульманского национального Совета, Национального парламента мусульман Внутренней России в момент, когда все они угрожали превратиться в активных противников большевизма, — вот моя основная заслуга перед революцией», — в исповедальном тоне писал Султан-Галиев Ленину