Россия на пороге Нового времени - [126]

Реальными исполнителями предначертаний великокняжеской власти были дьяки. Они образовывали аппарат Боярской думы, казны и дворца. Из их состава вырастают крупные политические деятели. В их среде зарождается новый государственный аппарат, получивший во второй половине XVI в. название приказного. Специализируясь на выполнении определенных поручений (финансовых, дипломатических, военных и ямских), дьяки подготовляли создание органов управления с новым, функциональным, а не территориальным распределением дел.

Первое, что бросается в глаза при ознакомлении с составом дьяков в годы правления Василия III, — это их значительное число, во много раз превышающее количество дьяков в годы княжения Ивана III. Расширился и круг вопросов, которыми ведают теперь дьяки. Для всего этого были реальные причины. Объединение русских земель в единое государство выдвинуло задачу создания действенной системы управления этими землями, сохранявшими еще черты обособленности. Осуществить ее на практике должен был дьяческий аппарат в его двух основных разновидностях — государственной канцелярии (казны) и дворца.

Говоря о происхождении писарей (дьяков) Ивана IV, Курбский писал, что царь «избирает их не от шляхетского роду, ни от благородства, но паче от поповичов или от простаго всенародна»[1546]. Эта характеристика в полной мере подходит и к составу дьяков Василия III. Из дворян вышло очень мало писарей первой трети XVI в. Елизар Цыплятев составлял в этом смысле скорее исключение, чем правило, но и его отец уже был дьяком князя Михаила Андреевича. Подавляющее большинство коллег Цыплятева происходило из «поповичов» или просто из холопов (холопы-дьяки часто упоминаются в духовных XV–XVI вв.). Поэтому они старались служить как можно добросовестнее, ибо княжеская немилость грозила им катастрофой.

Для времени Василия III характерен уже процесс складывания целых дьяческих семейств (Моклоковы, Путятины, Цыплятевы, Раковы и др.). Дьяческая профессия становится наследственной, а дьяческий штаг приобретает корпоративную устойчивость. Конечно, пребывание при дворе несло с собой не одни только блага. Скорый на гнев, Василий III за малейшую провинность отстранял от должности провинившихся. Этим объясняется то, что многие лица исчезли быстро из наших источников, не оставив сколько-нибудь обеспеченными своих наследников. Понимая переменчивость судьбы, дьяки стремились обеспечить своих детей и родичей в годы фавора. Большинство их получало в наследие от своих чиновных отцов землю в поместье или вотчину, вливаясь в состав привилегированной части господствующего класса, наиболее преданной великокняжеской власти.

В первой трети XVI в. только еще намечается распределение функций в дьяческой среде. Большинство из 145 выявленных дьяков находились на великокняжеской службе, 24 служили в уделах. Удельные дьяки при ликвидации уделов, как правило, не входили в великокняжеский аппарат. Великокняжеские дьяки разделяются в источниках на три группы: великокняжеские (77), дворцовые (16) и ямские (28). Обычно это деление строго выдерживалось. Источником складывавшейся приказной системы была как казна, так и дворец. При этом дворцовые и тем более ямские дьяки обычно считались рангом ниже великокняжеских, хотя дворцовые иногда исполняли сходные с ними поручения. Один и тот же дьяк мог исполнять самые разные функции, участвовать в дипломатических приемах, ведать выдачей льготных грамот и т. п. По дипломатическому ведомству у них был целый штат толмачей, переводчиков с латинского[1547] и восточных языков[1548]. Некоторые из них (как, например, Елка Сергеев) делались потом дьяками. Приобретенный дьяками опыт практической деятельности давал правительству возможность использовать их знания преимущественно в одной какой-нибудь области. Но функциональное распределение обязанностей только в середине XVI в. привело к сложению новой (приказной) системы управления.

Изменения в составе ведущей части дьяков отражают перемены в политической линии правительства. Так, сразу же после прихода к власти Василия III исчезли из источников упоминания о таких видных дьяках его отца, как Ю. Безобразов (последний раз упоминается в 1504 г.), В. Кулешин, М. Горин (1504 г.), немного позднее перестают упоминаться Д. Мамырев, Б. Паюсов (до 1508 г.). Вторая «волна» дьяков исчезает в 10—20-х годах: Л. Семенов (после 1512 г.), Т. Д. Долматов (1517 г.), Е. Суков (после 1517 г.), В. Тетерин (после 1520 г.); в 1523 г. исчезают сведения о И. Телешове и И. Харламове. К управлению приходит новое поколение придворных дельцов: М. Путятин и Т. Ильин (с 1517 г.), А. Курицын и Е. Цыплятев (с 1520 г.), Т. Раков (с 1522 г.) и Ф. Мишурин (с 1525 г.).

Все эти, кроме Т. Ильина, очевидно умершего вскоре после 1529 г., в период смертельной болезни Василия III занимают ключевые позиции при великокняжеском дворе[1549]. В годы боярского правления все они были отстранены от власти. Ф. Мишурин казнен в 1538 г. Сведения об А. Ку-рицыне обрываются на 1537 г., о М. Путятине — на 1541 г., а о Е. Цыплятеве и Т. Ракове — на 1542 г.

Смена действующих лиц, однако, смогла только на время задержать торжество бюрократической системы управления. Новые деятели, пришедшие на смену дельцам школы Василия III, стали в середине XVI в. творцами приказного управления, подготовленного еще в первой трети XVI в.