Россия. История успеха. Перед потопом - [11]

Что же до продвижения на юг, тут были свои неотменимые причины. Первой из них была самозащита. Век за веком, строя засечные линии, Россия теснила своих исторических врагов, живших набегами и грабежом – Большую Орду, Ногайскую Орду, Крымское ханство и его союзницу Астрахань. После многих десятков их набегов, не раз до самой Москвы, потеряв счет сожженным и разграбленным городам и угнанным людям, Россия обязана была устранить угрозу радикально. Но при этом надо иметь в виду, напоминает Д. С. Лихачев, что «Казанское и Астраханское царства русский государь принял под свой скипетр на равных основаниях, признав тамошних князей и вельмож»[15].

Была и вторая причина. После падения в 1453 г. Константинополя Русь увидела себя последней (мелкий валашский князь Дракула не в счет) православной державой, чей долг – защищать единоверцев, оказавшихся «под басурманами». Установление опеки над Грузией и Арменией и вызволение греков было понято как нравственный обет России.

Первое грузинское посольство, присягнувшее русскому царю, прибыло в Москву еще в 1491 г. Великая грузинская мечта о русском подданстве сбылась лишь 310 лет спустя, на протяжении которых челобитные и присяги многократно обновлялись. Грузинская эмиграция в Москве, а затем в Петербурге постоянно лоббировала вопрос. В число эмигрантов нередко входили грузинские цари и царевичи вместе с двором. Набожный государь Алексей Михайлович не раз плакал, размышляя об участи братьев христиан. Но что он мог сделать? Все жалованные грамоты о приеме в подданство мало что значили без военного присутствия на месте. Следующие цари обеспечили это присутствие ценой череды войн против Персии и Турции. (Несколько азербайджанских ханств стали частью империи из-за своего географического положения: добраться до Грузии в то время можно было только каспийским берегом.)

Простой народ разделял заботу о единоверцах. Когда Земский собор обсуждал в октябре 1653 г. просьбу гетмана Хмельницкого о принятии его «со всем войском козацким и со всем русским народом Малой Руси» «под высокую царскую руку», Ивановская площадь Кремля была заполнена москвичами, ожидавшими, что решит Собор, – и весть о положительном ответе вызвала ликование.

И два века спустя неравнодушные крестьяне искали в газете в первую очередь зарубежные новости – не мучают ли где турки христиан (Василий Слепцов. «Газета в деревне», 1868). В 1877 г. сильнейший нажим общественного мнения буквально вынудил правительство Александра II вступить в войну с Турцией за независимость славянских братьев на Балканах.

Ряд войн в своей истории Россия вела вопреки собственным интересам, но в защиту православных украинцев, белорусов, карел, молдаван, румын, греков, болгар, сербов, черногорцев. Недаром вплоть до большевистского переворота в ситуации выбора православные и близкие к ним народы выбирали Россию. Так, в 1617 г., после Столбовского мира, отрезавшего Россию от Балтики, карелы, ижора и водь устремляются с отходящих «под шведа» земель в русские пределы. В 1914–1917 гг. сотни тысяч армян и десятки тысяч близких к православию христиан-ассирийцев, живших на территории Оттоманской империи, бегут в Россию через Персию.

4. Неизбежность империи

Хотя политика опеки восточных христиан оставалась непоколебимой вплоть до 1917 г., в XIX в. она утратила свою чистоту. Александр I прирезал в 1809 г. к Российской империи лютеранскую Финляндию, а в 1815-м – большую часть католического герцогства Варшавского (его отец и бабка присоединяли лишь православные земли Речи Посполитой). Во второй половине XIX в. Россия последовала примеру Англии и Франции, наперегонки приобретавших колонии по всему миру, и силой присоединила Туркестан. Многие с самого начала считали это ошибкой. Генерал Ростислав Фадеев в газетных статьях и записках на высочайшее имя доказывал, что азиатские владения висят веригами на России. Его возмущал тот факт, что налоговое бремя закавказского жителя составляет четверть, а среднеазиатского – пятую часть общероссийской величины. В том, что касается южного пояса Российской империи, «колониальный контракт» был экономически невыгоден всегда, и в советское время тоже. Правда, за одним важнейшим исключением. Этим исключением был Азербайджан. Без бакинской нефти СССР не выстоял бы в войне. Но в целом подход к прошлому с точки зрения материальной выгоды (или невыгоды) ложен.

Смысл империй – не в барыше, который они приносят. Империи имеют право быть убыточными. Империи – это культурная экспансия, стратегические тылы, стимулирующий вызов. Важнее всего первое. Российская империя и ее преемник СССР справились с задачей культурной экспансии очень даже неплохо, причем не только метрополия воздействовала на окраины империи, было и обратное влияние. Пропустив имперский этап, Россия и русские были бы во многом другими.

Сегодня мессианскую и имперскую политику принято осуждать. Но ни одну страну нельзя судить по более поздним, не имеющим обратной силы законам. Процитирую историка В. П. Булдакова: «Империя – способ пространственно-исторического самоутверждения избыточно мощной культуры. Империя – не исторический грех, а закон общечеловеческого развития».