Росные тропы - [3]

Прошлой зимой облюбовала наш садик белка, оборудовала в дупле жилище и зажила припеваючи. Ради такого новосела соорудили мы кормушку, и никогда она у нас не пустовала. Вскоре белка к режиму привыкла, знала, что утром и в обед получит кусочек хлеба, сыра, семечек или конфет, а иногда даже — орешки. Изредка посещали ее кормушку воробьи или какой-нибудь случайный голубь-дикарь. Но они не были серьезными конкурентами и, завидя подбегающую белку, разлетались. Им вполне хватало корма на деревьях.

А этой осенью стая свиристелей за два налета очистила наш сад. И остались воробьи со снегирями без запасов. Тогда птахи обрушились на беличью кормушку. Вначале мы не замечали, что у нашей белки появились многочисленные столующиеся. Видели, что белка стала вести себя беспокойно, но почему, не могли понять.

И вот однажды в воскресенье отнес я «беличий завтрак», а сам со стороны решил понаблюдать за нашей подшефной. Стоило мне отойти, как на кормушку слетелись воробьи со своими красногрудыми друзьями и с гвалтом и потасовками стали пировать в беличьей столовой. Через пять минут кормушка была пуста, а наша белочка сидела на ветке поодаль и грустно взирала на этот грабеж средь бела дня. Приблизиться к такой галдеющей ораве она не решалась, да и голодные птахи едва ли испугались бы ее.

Ко мне подошел сосед. Узнал, в чем дело, — только покачал головой.

— Не носить же еду прямо в беличье дупло…

Подумали, погадали: птиц обижать тоже не дело — голодная нынче у них зима, а чтоб и белке перепадало, решили кормить ее, как более терпеливую, во «вторую смену». И потом — белка к нам привыкла и не побоится, если рядом с кормушкой будет стоять кто-то из нас, а вот птицы не подлетят. Так и решили.

Сосед сходил домой, принес хлеба, кусочек плавленого сыра и сахара. Положил в кормушку, и мы стали ждать. Птицы кружились поодаль, но к кормушке не подлетали. Зато белочка, внимательно и настороженно поглядывая в нашу сторону, не спеша приблизилась к кормушке и, по-прежнему не сводя с нас глаз, стала быстро поедать свой завтрак.

Проблема «двухсменного питания» была решена. Мы распределили обязанности: я перед работой наскоро кормлю птиц, а сосед, которому на работу торопиться не надо, уже не спеша кормит белку.

Так прошло две-три недели. Я уехал в командировку, оставив наше садовое семейство на попечение соседа. А когда вернулся и заглянул в сад, глазам своим не поверил: в кормушке совершенно мирно завтракала белка вместе с воробьями и снегирями. Рядышком стоял сосед и смотрел на эту идиллию.

Поздоровались.

— Ты что же, в мое отсутствие дрессировкой занимался? — спрашиваю я. — Чудо да и только!

— А они в первый же день, как ты уехал, подружились, — говорит, улыбаясь, сосед. — Принес я птицам корм, они тут как тут, а белка, видать, запомнила меня, и тоже мчится по веткам. И прямо в кормушку. Замешкалась поначалу. Птахи ее за непрошеную гостью приняли, а белка уверена, что я ей принес завтрак. Белка сердито цокает, а те обиженно пищат, взлетают и вновь садятся на кормушку. На меня — ноль внимания. Первой успокоилась белка, сидит себе и грызет сухарь, только хруст идет. Уселись рядом два снегирька, тоже давай клевать семечки, воробьи подлетели. Дал я им добавку, также дружно все поделили. И что удивительно, больше птицы не боялись человека… Вот и подружились. Голод-то ведь не тетка!

В. Моргунов ЗИМНИЕ АВТОГРАФЫ

Лыжи легко и свободно скользят с горки на горку. Приметная осинка, которая летом весело лепетала листвой, засыпана наполовину снегом. Он глухо оседает под широкими охотничьими лыжами.

Ночью выпала пороша. Еще утром и степь, и горки белели, как фотобумага. Но поднялось солнце и проявило все ночные происшествия. Вот, словно пунктирная линия, проведенная чертежником, стежка лисьих следов.

А здесь, видимо, тетерева кормились. Следов, правда, нет, но сережки да почки у березы общипаны.

Будто трефовый туз, автограф сороки. Слетела с березы, что-то клюнула, хвостом и крыльями мазнула по снегу и снова взлетела.

Возле ольхи набросаны кусочки коры. Щепочки да труха дорожкой стелются. Трудяга дятел поработал. Чу! И сейчас его слышно, где-то в распадке барабанит. Стукнет раз-другой, прислушается и снова принимается долбить клювом.

А косой накуролесил! То в одну сторону метнется, то в другую. Не поймешь, не разберешь. Будто здесь зайцев десять топталось. Вскоре замечаю, что не я первым троплю заячий след, — кое-где он перечеркнут лисьим.

Дальше же никаких следов. Нетронутый снег. Скучный, безжизненный.

Словно пунктирная линия стежка следов.

И вдруг сердце затрепетало от радости. Широкий, царственный след лося! Горбоносый великан шел размеренно, спокойно. Да и кого ему бояться?

На взлобках, где ветер сдул весь снег, сквозь тонкий слой пороши темнеет мерзлая земля. Такие места любят куропатки. Они разгребают землю, выбирая мелкие камешки и гальку.

Подул ветерок, и горки закурились легкими снеговыми облачками. Они волнами стелются низко над землей. И вот уже белесая хмарь заволакивает горизонт.

Я определяю по компасу направление ветра и возвращаюсь домой. Все! Сегодня уже ничего не узнаешь. Ветер стер все записи…