Роскошная скромность - [13]

Невозможно представить ее отца рядом с Филиппом в этом доме. Между ними двенадцать лет разницы. Какие отношения связывали их? Все казалось таким таинственным, странным. Вряд ли удастся докопаться до сути дела. Так что лучше обуздать свое любопытство и не совать нос в чужие дела.

Когда Линда спускалась к обеду, она размышляла о том же — о своем прошлом и прошлом этого дома. В таком большом старинном доме обязательно должны быть фамильные портреты. А их почему-то нет. Линда обошла почти все комнаты, но ничто в них не напоминало о прежних обитателях Дома призраков.

А Филипп? Вот уж кто прямо создан для полноты мрачноватой картины. Какой странный, многоликий, непростой человек! Он одновременно и пугал, и заинтриговывал, и притягивал к себе. Ну и шут с ним! Главное — постараться затаиться и набраться терпения. Только так и удастся более или менее спокойно дожить до сентября. Только до сентября, а там — свобода. Пара банальных благодарственных фраз — и поминай, как звали.

Линда вошла в столовую и увидела Филиппа. Очевидно, он по-прежнему не в духе. Стоит, держа бокал с виски, и смотрит своим тревожащим душу взглядом. Причем в этом изучающем взгляде девушка не заметила ни капли приветливости. Что опять не так?

Линда, надо сказать, приложила немало усилий, чтобы выглядеть сегодня как можно лучше. Надела темно-синее платье с белой отделкой. Оно, возможно, немного коротковато, но что поделаешь — мода. К тому же она прекрасно знала, что сине-белая гамма потрясающе идет к ее глазам. И над прической тоже поработала — короткие золотые кудри выглядят как иллюстрация из рекламного проспекта, посвященного французским шампуням. Так что он не имел никакого права стоять в углу и неодобрительно смотреть на нее как на какую-то уродину.

— Что будешь пить? — наконец поинтересовался Филипп.

Щеки девушки запылали от злости и смущения. Даже тон, которым он задал вопрос, раздражал. Уорнер наверняка предложит ей лимонад. Что еще пьют юные глупышки? Стоит предвосхитить его новое издевательство.

— Лимонад, пожалуйста, — заявила она и прямо посмотрела в глаза насмешнику. Черные брови удивленно поползли вверх. Губы искривились в прежней ухмылочке.

— Бросаешь вызов? — насмешливо заметил Филипп. — Я оказался прав. Ты ничуть не похожа на покладистого Джона.

— У меня был выбор. Кое-что я унаследовала от матери, — резко парировала девушка.

Ухмылка исчезла с его лица.

— Ее раздражительность была иного рода, — резко отозвался Уорнер. — Не могу сказать, что когда-либо находил твою мать забавной. — Он протянул девушке бокал. Вместо лимонада ей предлагался превосходный вишневый ликер. Линда не смогла прокомментировать его жест, потому что в это время вошла Салли и подала обед.

Они сели за стол.

Возможно, именно воспоминания о ее матери заставили Филиппа снова помрачнеть. Линда лихорадочно пыталась придумать нейтральную тему для разговора.

— Мне очень понравился этот старый дом, — рискнула девушка, оглядывая столовую, декорированную в восточном стиле.

— Он принадлежит моей семье уже несколько столетий, — коротко сказал Филипп. — Я думал, Джон рассказывал тебе.

— Нет, не рассказывал. Папа редко упоминал об этом периоде своей жизни. Его разговоры в основном крутились вокруг последних раскопок, находок, ближайших планов. — Что-то в голосе Линды заставило собеседника присмотреться к ней повнимательнее.

— Ты принимала участие в таких разговорах?

— Возможно и принимала бы, если бы дали шанс. Папа разговаривал только с мамой. Они были погружены исключительно друг в друга.

— Ты хочешь сказать, в свою работу? — сухо поправил Уорнер. — Трудно представить, что Изабель могла увлечься человеком.

— Ты рисуешь ее в слишком холодных тонах, — возразила Линда. То обстоятельство, что он говорил истинную правду, не имело никакого значения. Дочь почувствовала, что в данной ситуации обязана защитить мать.

— Хочешь сказать, я не прав? — гнул свою линию Филипп. — Ты помнишь, чтобы твоя мать хоть раз приласкала тебя, поиграла со своей единственной дочерью? Насколько я знаю, тебя отправили в школу в пять лет и предоставили самой себе. Есть что возразить?

— Ты… ты не знал их, — пробормотала Линда. Возразить действительно было нечего. Но очень не хотелось соглашаться с ним, а тем более поддаваться жалости к самой себе. Жестоко со стороны Уорнера бередить старые раны. Свою боль дочь Джона и Изабель запрятала глубоко-глубоко много лет назад. И отлично научилась справляться с жизнью. — Вообще-то я говорила о доме.

— Дом — ничто без его обитателей. Особенно этот дом. — Филипп откинулся назад, созерцая насыщенный цвет содержимого своего бокала. — Мой отец ценил свою крепость превыше других ценностей. А мне всегда казалось, что люди, жившие здесь, больше походили на призраков. Отец упорно изживал в себе все добрые, человеческие чувства и эмоции. — Уорнер взглянул на девушку и неожиданно усмехнулся. — Ты не выжила бы здесь, Линда Бекли. Мой отец учинил бы тебе приличную взбучку только за один твой вызывающий вид.

— Ты… ты не любил его? — спросила Линда.

Жесткие нотки, проскользнувшие в его голосе, удивили. Девушка признавала, что равнодушна к своим родителям — так же, впрочем, как и они к ней, — но уж если быть до конца честной, она не испытывала к ним такой неприязни, какую выражал сейчас к своим родителям ее собеседник.