Ромен Гари, хамелеон - [29]
Роман и его мать занимали в пансионе каждый по комнате. Мина вставала в есть утра. Ей помогали две горничные, повар, а главное, секретарь из Литвы мадемуазель Якоби. Сделав укол инсулина от диабета и выпив чашку чая с первой за день сигаретой, она строевым шагом шла за продуктами для своих жильцов на улицу Данте, ще ее знал каждый торговец крытого рынка Бюффе. Говорившая с сильным русским акцентом, она безбожно торговалась, ругала товар и немедленно ставила на место всякого, кто назовет ее «мерзкой иностранкой». На несколько лет опережая события, заявляла, что ее сын — «офицер запаса и… он на вас хотел!»>{192}.
Торговые ряды в Бюффе появились за три года до того, как Роман с матерью переехали во Францию, рядом с апельсиновым садом, принадлежавшим семейному предприятию Сеанс-Со, которое само продавало здесь молоко. Первые двенадцать лавочников, большей частью нищие эмигранты, развернули торговлю вокруг фонтана. Их покупателями были владельцы стоявших рядом роскошных вилл и отелей.
Занимаясь делами и держа в зубах мундштук с сигаретой, Мина часто мурлыкала песенку «Лиловый негр» Александра Вертинского>{193}, написанную в 1916 году.
Вертинского Мина обожала. Этот постоянно гастролировавший актер, опереточный певец из Киева, который летом 1913 года приехал в Москву, понравился ей уже в киноролях; к тому же он был знаком с Иваном Мозжухиным. В 1915 году Вертинский начал сочинять песни и выступать с ними в кабаре. Перед публикой он появлялся густо набеленным под Пьеро; позже стал выходить на сцену в смокинге, но грим, так нравившийся зрителям, сохранил. Вертинский приветствовал Февральскую революцию 1917 года, но после октябрьских событий перебрался из столицы в Одессу, где оставался до 1919 года и имел шумный успех. В 1923 году Вертинский пел для русских в Бессарабии. Кроме того, он часто посещал Варшаву и пользовался там большой популярностью. С 1925 года Вертинский обосновался во Франции, но продолжал гастролировать и какое-то время держал ресторан на Елисейских Полях. Судя по всему, приезжал он и в Ниццу, поскольку в архиве Александра Мозжухина есть фотоснимок Вертинского 30-х годов в шезлонге на прибрежной гальке городского пляжа>{194}.
Мина Овчинская (вторая справа в первом ряду) с жильцами своего пансиона «Мермон». Ницца.
Collection Diego Gary D. R.
Мина выделила сыну лучшую из тридцати шести комнат «Мермона». Именно здесь Ромен лихорадочно записывал свои первые литературные опыты, одновременно подыскивая себе французский псевдоним. Он был убежден, что если во Франции остаться Касевым, то тебя так и будут считать иностранцем. Единственным его устремлением было назваться французом и стать полноправным гражданином страны. Перестать быть эмигрантом — вот чего ему хотелось, напишет Гари в 1974 году в книге «Ночь будет спокойной».
Как тогда говорили, темная личность.
«Меня воспринимали так же, как сейчас воспринимают арабскую молодежь, и притом у моей страны не было „нефтяного престижа“».
Гари примерял на себя имена, похожие на те, которые читал на обложках книг в витринах магазинов: Сент-Экзюпери, Мальро (который станет его другом), Поль Валери, Малларме, Аполлинер, Монтерлан.
Он думал, не назваться ли Люсьеном Брюларом, что по внутренней форме близко к «Гари» и «Ажару», — тоже передает идею горения («брюле» по-французски означает «гореть»)>{195}.
Однажды желание Ромена сменить фамилию исполнится. Вот что он пишет о еврейских именах в «Пляске Чингиз-Хаима»:
Хотел бы заодно сделать еще одно замечание. Фамилии эти вам, несомненно, покажутся страшно нелепыми, и, быть может, у вас возникнет впечатление, что с убийствам этих людей немножечко уменьшилось количество нелепого в мире, так что если рассудить, то действие это имело в каком-то смысле положительный эффект. Позвольте объяснить. Не мы выбираем такие фамилии. В процессе расселения многие из нас оказались в Германии. Мы тогда звались «сын Аарона», «сын Исаака», et caetera, et caetera. Немцы, естественно, сочли, что нам нужны фамилии, но не столь неопределенные. И великодушно, с большим чувством юмора, наделили нас ими. Потому-то мы до сих пор и носим дурацкие фамилии, вызывающие смех. Человеку свойственно смеяться.
Ни одно из юношеских творений Гари не сохранилось, за исключением двух его первых романов «Вино мертвых» и «Буржуазия», которые будут написаны несколько лет спустя в Экс-ан-Провансе и Париже. Ромен направил одну из своих рукописей в несколько издательств, в числе которых был и «Галлимар», подписавшись псевдонимом Франсуа Мермон — он думал, что название пансиона принесет ему удачу, но рукопись везде отклонили.
В пансион часто приходил Александр Кардо Сысоев, Саша, с которым Гари вместе учился в лицее с 1930 по 1933 год. Он был человеком взбалмошным, и всё время, порой надолго, друзья ссорились, но потом мирились. По словам Сысоева, Ромен с матерью жили скромно, хотя и не бедно. Он Мину не помнит экстравагантной или вспыльчивой женщиной, какой она предстает на страницах романа «Обещание на рассвете». В этой характеристике, скорее, угадывается собственная мать Александра, которая тоже держала семейный пансион «Вилла Лидо» в районе Фаброн, где селились русские эмигранты: генералы и адмиралы царской армии, изгнанные большевиками и ставшие официантами или водителями такси.
