Ромашка - [42]

Он грустно улыбнулся, точно ему самому показалось смешным и нелепым то, о чем он говорил.

— Я все понимаю, Людвиг, — рассудительно сказала Оксана. — Я вам также за все благодарна. Но такие подарки принять не могу. Если вам не нужны эти вещи — вы можете отослать их матери. Она будет рада.

Летчик изменился в лице.

— Что ты?! — сказал он торопливо и возмущенно. — Я бы обидел, оскорбил свою мать, если бы послал ей эти тряпки. Знаешь, что она написала мне, когда нам разрешили отправлять посылки на родину? Дорогой сынок, если ты не хочешь огорчать свою старую мать, то, ради бога, не присылай нам посылок. Я не могу прикоснуться ни к одной вещи. Меня не может обрадовать то, что отнято у других. Ради бога, не пачкай руки об эти несчастные тряпки. Вот что она мне писала. Разве после этого я могу посылать ей?

Оксану позабавило возмущение Вернера: он стеснялся посылать матери награбленное барахло, но без смущения предлагал его в подарок сестричке. Логика совестливого мародера. Она не удержалась, чтобы не уколоть его.

— Людвиг, разве эти вещи вы привезли из Германии? Вернер резко вскинул брови и обиженно, строго взглянул на девушку:

— Ты ведешь себя возмутительно. На что ты намекаешь? Может быть, ты думаешь, что я… Ошибаешься! Я выиграл это барахло в карты. Где его взяли другие? Какое мне дело! Я отвечаю только за себя.

— Не сердитесь, Станислав, — мягко сказала девушка, заранее зная, что сейчас произойдет.

— Опять?! — гневно сверкнул глазами и крикнул летчик. — Ты решила испортить мне настроение?!

— Нет, — выдержав его взгляд, спокойно ответила Оксана. — Мне почему–то нравится это имя. Может быть, потому, что так называла вас мать. Ведь вы много рассказывали о ней… Впрочем, зачем нам ссориться? Я принимаю ваш подарок, Людвиг. Мир?

Летчик, все еще хмурый и возмущенный, прошелся несколько раз по комнате из угла в угол и, остановившись, бросил на девушку сердитый, враждебный взгляд.

— Чем ты околдовала меня, Анна? Почему я должен позволять тебе так много? Смотри, ты нарвешься… глупая ты девчонка.

Но вспышка гнева прошла, последние слова Вернер произнес уже с нежностью, глаза его подобрели. Он в недоумении покачал головой.

— Странно… В тебе что–то есть, сестричка… Что–то неуловимое… Но я тебя серьезно предупреждаю — не проделывай таких экспериментов с другими. Тебе не простят.

Это была тревога старшего брата за судьбу молоденькой, еще не знающей жизни сестры. Он опасался, как бы она не наделала глупостей, предостерегал ее, хотел оберечь от беды.

— Хорошо, Людвиг, я учту ваш совет, — сказала Оксана, сделав вид, что она растрогана. — Мне очень грустно, что вы уезжаете. Вы не забудете свою сестричку? Напишете? Хотя бы одно письмо? Вы не представляете себе, как я буду рада!

Летчик нежно потрепал ее по плечу рукой.

— Я буду писать, Анна. Обязательно. Я буду держать тебя в курсе всех событий. По–моему, дела на фронте идут блестяще и победа близка. Кажется, я понял стратегический замысел нашего верховного командования.

Он вынул из чемодана карту Советского Союза и повесил на стене.

— Смотри! Вот Кавказ, Баку, тут у русских сосредоточены основные запасы нефти. Скоро мы нанесем главный удар где–то здесь.

Вернер провел пальцем по карте и вдавленный след от его длинного розоватого ногтя протянулся от Ворошиловграда до Волги. Летчик оглянулся на девушку, желая убедиться, поняла ли она его мысль. Но Анна оказалась разочарованной.

— А Москва? — спросила она капризно и обиженно. — Когда же будет взята Москва?

Людвиг снисходительно усмехнулся.

— Ты плохо разбираешься в военных делах, Анна. Но я постараюсь объяснить тебе в самой популярной форме. Для того, чтобы умертвить человека, вовсе не обязательно поразить его в самое сердце. Свое сердце он будет защищать, прикроет щитом, броней. Но достаточно чиркнуть бритвой по его шее, перерезать сонную артерию, и он тут же выпустит дух. Сердце России — Москва. Оно перестанет биться, когда мы перережем артерию, по которой к нему поступает с Кавказа нефть — кровь войны.

Летчик торопливо достал портсигар и закурил. Глаза его блестели от возбуждения.

— Людвиг, ведь вы не можете знать замыслы генерального штаба, — как можно спокойнее и безразличнее заметила Оксана. — Только будущее покажет…

Вернер не дал ей договорить.

— Разве я тебе сказал, что генеральный штаб посвятил меня в свои планы? Если бы я располагал точными сведениями, я не сказал бы тебе ни одного слова. Все это только мои предположения. Но я не ошибаюсь. Не даром нас перебрасывают туда, в Ворошиловград. Я оставлю тебе эту карту. Ты сможешь проверить по ней — ошибся я или нет.

Уже уходя, Людвиг вынул из кармана свою фотографию и, посмеиваясь, написал на обороте: «Дорогой Анне Шеккер — моей будущей жене. Майор Людвиг Вернер».

— Вот тебе талисман, — сказал он, передавая фотографию девушке. — Если кто–нибудь будет приставать или обидит тебя, скажи этому мерзавцу, что он будет иметь дело со мной. А теперь идем в кино. Я предупредил твоего начальника, что ты сегодня не придешь в столовую. Эти дни я хочу провести с тобой.

Но только дважды они смогли сходить в кино. На четвертый день самолеты дивизии поднялись в воздух и взяли курс на юго–восток.