Романтическая авантюра - [29]

— Это стоит рассказать журналистам. — Джин‑ни с улыбкой поцеловала мужа в щеку. — Я позволю им сфотографировать живот, если ты признаешься, что отказался от виски. Поступок, достойный прекрасного принца.

— Ох, перестань. Мне только недавно удалось избавиться от этого ярлыка, я не хочу получить его обратно. Теперь он принадлежит Алексу.

— И все‑таки… Спасибо.

— Не за что. Это пустяк.

Доминик не считал моральную поддержку достойной шумихи, но видел, как много его жест значит для Джинни. Приятное теплое чувство стало для него сюрпризом — как и то, что взгляд постоянно возвращался к ее животу, словно карауля моменты, когда платье позволит разглядеть очертания.

К концу официальной части ему показалось, что Джинни старается скрыть усталость. Принц испытал облегчение, когда за столом его жена оживилась и энергично взялась за еду.

— Меня предупреждали, что беременные женщины всегда голодные, — пояснила она, заметив, что муж наблюдает за ней с видимым умилением. — Это еще мягко сказано. Я как будто сто лет не ела.

Доминик добродушно улыбнулся и вдруг почувствовал нечто странное — словно мурашки прошли маршем вдоль позвоночника до самых корней волос. Он оглянулся вокруг. По залу сновали официанты в белой униформе, гости переговаривались вполголоса — ничего необычного.

Принц решил, что ему почудилось, но необъяснимое ощущение посетило его снова, когда они с Джинни танцевали. Пользуясь тем, что внимание гостей было приковано к другой паре — королю и матери Джинни, Доминик позволил себе обнять жену несколько крепче, чем диктовали приличия. Она смеялась, и в этот момент по спине принца побежал уже знакомый холодок.

Принц не стал говорить об этом жене. Как ни в чем не бывало они переходили от одной группы гостей к другой, пока не очутились лицом к лицу с шейхом, который служил источником головной боли для правительства Ксавьеры.

— Надеюсь, сегодня вы разрешите все противоречия, — сказала ему Джинни.

Шейх укоризненно посмотрел на Доминика, но тот лишь пожал плечами. В словах его жены не было ничего провокационного.

— Милая леди, не заставляйте нас говорить о делах на празднике, — ответил шейх.

Джинни слегка склонила голову.

— Из‑за недопонимания между нашими странами я очень редко вижу мужа. Мне хотелось бы заручиться вашей помощью, чтобы это исправить.

Шейх рассмеялся.

— Мне нравятся женщины, которые смело высказывают пожелания. Я готов назначить переговоры на утро понедельника, если это удобно его величеству.

— Отец всегда найдет для вас время, — заверил его Доминик.

Через час принц, по настоянию Роуз и с позволения короля, увел жену отдыхать в апартаменты. Как только они перешагнули порог, он привлек ее к себе для долгого поцелуя.

— Ты только что одной фразой добилась того, что дипломатам не удавалось сделать три недели.

— Предлагаю провести время, которое я случайно сэкономила, вдвоем на яхте. — Джинни присела в реверансе. — Я не лукавила, говоря, что мне не хватает твоего безраздельного внимания, ваше высочество.

Доминик со смехом подхватил жену на руки.

— Я готов уделить тебе столько безраздельного внимания, сколько ты сможешь вынести.

На следующее утро Джинни проснулась в кольце рук мужа — как каждую ночь с первой брачной. Она уже привыкла, что Доминик встает в шесть и после утреннего туалета, накинув халат, идет читать газеты в гостиную. На сей раз Джинни решила составить ему компанию.

— Не хочешь поспать еще немного? — спросил принц, когда жена села ему на колени.

— Не хочу. Я чувствую себя замечательно.

Шаги официантки заставили супругов разомкнуть объятия. Джинни пересела в кресло и уже оттуда наблюдала, как девушка расставляет на столе яйца с беконом, вазы с фруктами, графины с соками и корзинки с выпечкой.

— Может быть, заказать тебе что‑то еще? — поинтересовался принц у жены.

— Я обойдусь, если ты уступишь мне все булочки.

Как обычно, утолив первый голод, Джинни выхватила из стопки печатных изданий американскую газету, а Доминик открыл лондонскую «Таймс».

— Что за черт?! — воскликнул он, перевернув очередную страницу.

— Где пожар? — Джинни подняла глаза от куска свежего хлеба, который деловито мазала творожным сыром.

Доминик с отвращением бросил газету на стол и поднял трубку интеркома:

— Салли, поднимись ко мне.

Газета напечатала снимки с бала: Джинни и Доминик шепчутся о чем‑то за ужином, танцуют, он заботливо уводит ее из зала, придерживая за талию. Огромный заголовок гласил: «Влюбленный принц».

— Дом, газеты Ксавьеры выходят с твоими фотографиями каждую неделю. Прости, но я не понимаю, что особенного в этом репортаже.

— Во‑первых, пресса не была допущена на ужин, значит, снимки сделал и продал человек, работающий во дворце. Кто знает, что еще он решит продать? Во‑вторых, манера подачи выставляет меня подкаблучником и слабаком.

— С каких пор любить кого‑то — слабость? — Джинни тут же пожалела, что произнесла запретное слово на букву «л».

Несколько мгновений принц смотрел на жену, потом вскочил со стула так резко, что уронил его.

— Случилось именно то, чего я так не хотел допускать!

— И что же это? — Джинни не знала, чем вызвана ее внезапная злость: то ли несдержанностью принца, то ли осознанием, как сильно она устала скрывать правду. — Тебе неприятно, что ты счастлив и другие люди это замечают? Ты удивлен или рассержен тем, что полюбил меня?