Роман в лесу - [144]
Ла Люк поздравил семью свою с прибытием под счастливый отеческий кров и вознес молчаливую благодарность Тому, по чьему произволению он мог вот так сюда возвратиться. Аделина обегала глазами хорошо знакомые места и, вновь припомнив чередованье горя и радости и столь нежданную перемену судьбы своей с тех пор, как она их видела в последний раз, исполнилась благодарности и глубокого счастья. Она посмотрела на Теодора, которого именно здесь оплакивала, считая потерянным для себя навсегда, которого, едва она нашла его вновь, тут же отняли у нее, дабы предать позорной смерти, но который теперь сидел подле нее, ее счастливый супруг, гордость семьи и ее самое, которому больше ничто не грозило; и хотя от избытка чувств из глаз ее катились слезы, невыразимо нежная улыбка говорила ему о том, что испытывала она в душе. Он ласково сжал ее руку и ответил взглядом, полным любви.
Подскакавший к карете Питер, чье лицо выражало радость и важность, прервал поток обуревавших их чувств.
— Ах, мой дорогой хозяин! — вскричал он. — Наконец-то мы снова дома! Вот она, деревня, благослови ее Господь! Да она стоит мильона таких мест, как Париж. Благодарение святому Иакову, мы все опять дома, целые и невредимые.
Изъявления радости честного Питера были приняты с той доброжелательностью, какой они заслуживали. Приблизившись к озеру, они услышали плывшую над водами музыку и вскоре увидели большую компанию селян, которые расположились на зеленой полянке, сбегавшей к самым волнам, и весело отплясывали в своих праздничных нарядах. Это был сельский праздник. Крестьяне постарше сидели под сенью деревьев, возвышавшихся над этим пригорком, закусывали молоком и фруктами и наблюдали за своими сыновьями и дочерьми, которые резвились чуть поодаль под задорные звуки маленького барабана и свирели, сопровождаемые нежными трелями мандолины.
Это была захватывающая картина, и ее живописную красоту еще подчеркивало стадо коров, стоявших частью на пригорке, частью в воде или улегшихся отдохнуть на берегу, а несколько девушек-крестьянок, одетых с аккуратной простотой, характерной для их страны, раздавали молочные блюда пирующим. Теперь Питер выехал вперед, и вскоре вокруг него собралась толпа; узнав, что их дорогой хозяин находится поблизости, все поспешили навстречу, чтобы приветствовать его. Горячие и искренние выражения радости наполнили сердце доброго Ла Люка глубоким удовлетворением; он встретил своих прихожан с отеческой сердечностью и едва умел скрыть слезы при этом свидетельстве их привязанности. Когда весть о прибытии господ дошла до молодых селян, они на радостях пустились перед каретой в пляс под барабан и свирель и так проводили их до самого замка, а там еще раз приветствовали веселой музыкой Ла Люка и его семейство. У входа в замок их встретила мадам Ла Люк, и трудно представить себе людей более счастливых, чем были они.
Так как вечер был необыкновенно тих и прекрасен, ужин накрыли в саду. Когда трапеза закончилась, Клара, чье сердце полнилось ликованьем, предложила устроить танцы при лунном свете.
— Это будет восхитительно, — сказала она, — лунные лучи уже пляшут на волнах. Посмотрите, какое сияние разливают они над водой, как сверкают вокруг мыса слева. Да и вечерняя прохлада сама приглашает к танцам.
Все с нею согласились.
— И давайте пригласим сюда наших добрых селян, которые так сердечно нас встретили, — сказал Ла Люк. — Они все должны разделить с нами нашу радость. Доставлять счастье своим ближним — богоугодное дело, а благодарность обязывает нас к благочестию. Питер, принеси побольше вина и расставь столы под деревьями.
Питер бросился выполнять приказание, а Клара сбегала за своей любимой лютней, которая доставляла ей некогда столько восторгов и которой не раз касались пальцы печальной Аделины. Легкая рука Клары пробежала по струнам, наигрывая нежную и светлую мелодию, и она запела:
Питер, как всегда скорый на ногу, уже расставил закуску под деревьями, и вскоре лужайку окружили крестьяне. Сельская свирель и барабан расположились, по просьбе Клары, в тени ее любимых акаций на берегу озера; зазвучала веселая музыка; Аделина повела хоровод, и горы вторили лишь мелодическим голосам радостного веселья.
Почтенный Ла Люк, сидя в окружении селян постарше, любовался этой картиной — его дети и прихожане собрались здесь вокруг него в гармоническом счастливом единении, — и по щекам его катились слезы наивысшего блаженства.
Каждое сердце радовалось несказанно, так что утренняя заря уже осветила первыми проблесками гулянье, когда участники его начали расходиться по домам, благословляя добросердечие Ла Люка.
