Роман в лесу - [113]

Приязнь была взаимной: Ла Люку и его семейству очень полюбился мсье Верней, и они с сожалением думали о его предстоявшем отъезде. Все так тепло упрашивали его продлить свое пребывание в замке, и его собственные желания так громко вторили их просьбам, что он принял приглашение. Ла Люк не упускал ни единой возможности развлечь своего гостя, и, так как последний уже через несколько дней свободно владел рукой своей, они не раз удалялись на прогулку в горы. Аделина и Клара, к которой здоровье благодаря лечению мадам Ла Люк вернулось полностью, обычно принимали участие в этих экскурсиях.

Проведя в замке неделю, мсье Верней распрощался с Ла Люком и его семьей; они расстались со взаимным сожалением, и мсье Верней обещал на обратном пути в Женеву непременно завернуть в Лелонкур. При этих его словах Аделина, которая с некоторых пор с тревогой замечала, как слабеет Ла Люк, бросила печальный взгляд на его осунувшееся лицо и помолилась в душе, чтобы он дожил до того дня, когда мсье Верней возвратится.

Только мадам Ла Люк не сожалела об отъезде гостя: она видела, что усилия брата занять мсье Вернея при нынешнем состоянии здоровья вредны для него, и радовалась, что теперь он сможет пожить спокойно.

Однако покой не принес Ла Люку никакого улучшения: накопившаяся за последние дни усталость как будто лишь усиливала недомогание, и вскоре уже все признаки говорили за то, что это была чахотка. Уступая мольбам близких, он съездил в Женеву; там ему рекомендовали подышать целебным воздухом Ниццы[101].

Но путь до Ниццы был неблизкий, и, понимая, что его жизнь висит на волоске, он колебался. Ему не хотелось также оставлять свой приход без присмотра на столь длительный срок, какого, вероятно, потребует недуг его. Впрочем, эта причина не удержала бы его от поездки, будь его вера в спасительность климата Ниццы равна вере его докторов.

Прихожане Ла Люка чувствовали, сколь огромное значение имеет для них жизнь его. Это было их общей заботой, и они тотчас доказали как значение для них своего пастыря, так и свое понимание этого, явившись к нему всем скопом просить, чтобы он их покинул. Ла Люк был глубоко тронут этим проявлением привязанности их к себе. Такое доказательство общего уважения, вкупе с мольбами собственного его семейства, а также мысль, что его долг ради их же блага продлить сколь возможно жизнь свою, оказались слишком сильны, чтобы противостоять им, и он принял решение ехать в Италию.

Было постановлено, что Клара и Аделина, здоровье которой, по мнению Ла Люка, нуждалось в перемене климата и обстановки, будут ему сопутствовать в сопровождении верного Питера.

В утро, назначенное для отъезда, у входа в замок собралось великое множество прихожан, чтобы пожелать своему наставнику доброго пути. То была волнующая сцена — они могли больше не свидеться. Наконец, смахнув выступившие на глазах слезы, Ла Люк сказал:

— Доверимся Господу, друзья мои, — Он один властен избавить нас от недугов тела и души. Мы встретимся непременно, если не в этом мире, то в том, лучшем. Будем же вести себя так, чтобы можно было уповать на лучший мир.

Рыдания собравшихся помешали им отвечать. Едва ли во всей деревне нашлась бы пара сухих глаз, поскольку навряд ли хоть один ее обитатель не явился сюда проститься с Ла Люком. Он с каждым попрощался за руку.

Прощайте, друзья мои, — сказал он, — мы еще встретимся.

Дай-то Бог! — в один голос с жаром ответили прихожане.

Ла Люк сел в седло, Клара и Аделина тоже готовы были тронуться в путь, и, в последний раз попрощавшись с мадам Ла Люк, они покинули замок. Прихожане чуть ли не всей деревней провожали их довольно далеко, не желая расставаться с Ла Люком. Он ехал медленно, задержав прощальный взгляд на скромном своем обиталище, где провел так много лет в мире и покое и которое видел, быть может, в последний раз… к глазам его подступили слезы. Однако он сдержал их. Он проезжал мимо знакомых мест, и каждое вызывало в памяти милые сердцу воспоминания. Его взгляд устремился на холм, освященный памятью о его почившей супруге; легкая дымка от утренней росы заволокла его, и Ла Люк испытал разочарование, более глубокое, чем вызвавшая его причина; но те, кому известно по опыту, сколь мила воображению любая мелочь, хотя бы отдаленно связанная с предметом нашей нежности, поймут его. Долгое время вся любовь Ла Люка сосредоточивалась вокруг этого места. В глазах Ла Люка то был памятник, и самый вид его сильней всего остального пробуждал в его душе те нежные чувства, какие относились к главному предмету его сердечной привязанности. В подобных случаях фантазия придает иллюзиям сильного чувства все признаки реальности, и сердце лелеет их с романтической страстью.

Провожавшие его крестьяне отошли уже от деревни на добрую милю и не слушали уговоров вернуться домой. Наконец Ла Люк простился с ними в последний раз и продолжил путь, сопровождаемый их благословениями.

Ла Люк и его небольшая свита ехали не торопясь, погруженные в задумчивое молчание — молчание слишком милой сердцу печали, чтобы спешить с ним расстаться, и они предавались ему, не опасаясь, что оно будет нарушено. Безлюдное величие горного края, по которому они проезжали, и ласковый шепот сосен над головой лишь способствовали этим меланхолическим раздумьям.